Золото Зарафшана

«ЛЮДИ МОРСКОГО ДНА» (ЭПРОН)

ЭКСПЕДИЦИЯ ПОДВОДНЫХ РАБОТ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Таинственное, можно сказать даже где-то загадочное слово, — ЭПРОН. Тем, кто вырос в Советской России до Великой Отечественной войны, не нужно было объяснять, что это такое. Вся страна знала о героях-специалистах по подъему затонувших кораблей и подводных лодок.

О том, какой популярностью пользовался ЭПРОН в Советской России, свидетельствует хотя бы такой факт: в 30-х годах Ленинградский цирк на Фонтанке устраивал водяной аттракцион «Люди морского дна», демонстрировавший публике достижения «красных водолазов» — работников ЭПРОНа.

Или, например, кинолента 1940 года «Гибель Орла» с Сергеем Столяровым в одной из заглавных ролей. Надо сказать, правильно снятый фильм: в нем фигурировал даже жесткий скафандр марки «Галеацци». Картина оставляла впечатление, что водолаз ЭПРОНа должен быть огромного роста и иметь железное здоровье. Посмотрев ее по несколько раз, многие мальчишки шли учиться на водолазов.

К большому сожалению, в наше время имя этой поистине легендарной организации, являющейся гордостью страны, практически ничего не говорит широкой общественности. Только специалистам да фанатам этой, несомненно, увлекательной темы. А между тем кадровая «кровь» Экспедиции подводных работ особого назначения течет в «жилах» предприятия п/я 646.

Для решения поставленных перед трестом сложнейших задач «Гидромонтажу» в 55-м был передан отряд ЭПРОНа. В составе строительных участков п/я 646 водолазы тут же разъехались по секретным стройкам ядерного комплекса Урала и Сибири. В дальнейшем территориальный разброс их командировок, длившихся многие и многие месяцы, был столь же масштабен, как и география проводимых трестом работ.

Однако, если поднять многочисленную литературу, связанную с ЭПРОНом, мы сталкиваемся с неразрешимым на первый взгляд вопросом: откуда в тресте «Гидромонтаж» взялись люди из ЭПРОНа, если сам он, как авторитетно сообщают справочники и авторы, в начале Великой Отечественной войны был передан ВМФ, где на его основе возникла Аварийно-спасательная служба. Сам же ЭПРОН, как самостоятельная организация, перестал существовать.

Ответ на этот вопрос хорошо знают в тресте «Гидромонтаж». Но, чтобы расставить все точки над «i», обратимся к авторитетному источнику — книге Юрия Николаевича Елфимова. Инженер-строитель, он 35 лет проработал на Челябинском производственном объединении «Маяк», где в 1957 году был участником ликвидации ядерной аварии; занесен в Книгу почета Министерства атомной промышленности.

«Великая Отечественная война, — сообщает Елфимов, — внесла свои изменения в структуру ЭПРОНа, он как бы раздвоился: часть его вошла в состав Военно-морского флота и в 1941 году была переименована в Аварийно-спасательную службу ВМФ.

Главное военно-речное управление (ГВРУ) ЭПРОНа было передано Министерству речного флота, на базе которого было создано Управления подводречстроя — для подъема затонувших судов и военной техники на внутренних водоемах страны. Постепенно функции так называемой экспедиции ЭПРОНа расширились, менялась ее организационная структура. ЭПРОНу стали поручать выполнение различных подводных работ при строительстве морских и речных портов, причалов, гидроэлектростанций, каналов и дамб, при прокладке дюкеров через реки и озера, строительстве крупных водозаборных сооружений питьевого и хозяйственного назначения. Позже многие крупные министерства и ведомства имели свои самостоятельные («отпочковавшиеся») ЭПРОНы».

С развертыванием работ по ядерной программе Первому Главному управлению был передан 12-й Экспедиционный отряд ГВРУ, базировавшийся в Красноярске. В его задачу входило выполнение подводно-технических и водолазных работ на всех фронтах новой — атомной — отрасли. Этот отряд и стал базовым на уральском строительстве №859, он же База-10, площадка «Окно», ПО «Маяк», закрытый город Челябинск-40 и нынешний Озерск.

История Экспедиции подводных работ особого назначения заслуживает отдельной главы, но прежде необходимо перечислить тех, кто первым пришел в трест из ЭПРОНа: А.А. Горбачев, В.И. Древалев, А.И. Драгунов, СИ. Музыка, П.Н. Онищенко, П.С. Погадаев, П.П. Обручников, Ю.Г. Харчин, Г.И. Новоселов. Из тех, кто заступил на подводную вахту «Гидромонтажа» несколько позже: Ф.Ф. Булыженко, И.П. Колесник, заслуженный строитель А.П. Мороз, О.С. Моисеев, A.M. Тарануха, A.M. Трофименко, Ю.М. Фирсов.

В разные годы водолазы треста «Гидромонтаж» работали под непосредственным руководством офицеров — капитанов 2-го ранга Михаила Дмитриевича Булынко, капитана 3-го ранга Михаила Ивановича Козлова, капитана 2-го ранга Владимира Игнатьевич Солопко и капитана 2-го ранга Михаила Николаевича Гуменюка.

Судьба довоенного ЭПРОНа завораживает, она не позволяет пройти мимо, отметив парой торопливых строчек и несколькими датами его богатейший послужной список. Рискую быть обвиненной в излишнем многословии, но из глубокого уважения к людям, добывшим его славу, позволю экскурс в историю Экспедиции подводных работ особого назначения.

После Гражданской и Первой мировой войн кораблестроение в советской республике оказалось на грани разрушения. В связи с этим в военном руководстве страны велись ожесточенные споры о путях развития Военно-морского флота. Предлагалось несколько судостроительных программ, раздавались голоса о том, что уведенные за границу белогвардейцами корабли необходимо вернуть, отремонтировать и поставить «на флотское довольствие». Однако в любом случае требовались большие средства, а их-то как раз и не было.

Строить новые корабли дорого, решили в правительстве, — проще и дешевле поднимать затонувшие суда, свои и чужие (особенно военные), ремонтировать их и вводить в строй. Да и государственную казну можно пополнить за счет такого подъема: это и лом, и работоспособные механизмы, и вооружение, и дорогостоящие цветные металлы, которые, прежде всего, необходимы для восстановления промышленности. 5 января 1921 года был подписан декрет Совета Народных комиссаров «О работе по подъему затонувших судов на Черном и Азовском морях». Такова «приземленная» версия последующего рождения ЭПРОНа. Есть и другая, более красивая…

В истории о золотом кладе были своя Троя и свой Шлиман — некий инженер Владимир Сергеевич Языков, с 1908 года безуспешно хлопотавший о разрешении организовать работы по подъему английского корабля «Prince». «Принц» затонул во время Крымской войны утром 14 ноября 1854 года на внешнем Балаклавском рейде. Ураган страшной силы обрушился на группу английских кораблей, доставивших к берегам Крыма боеприпасы, продовольствие, теплую одежду и обувь для солдат и офицеров ее величества королевы Виктории. В тот роковой день погибло 34 судна, и среди них «Принц» — фрегат с паровым двигателем, металлическим корпусом и вместительными трюмами. Вместе с ним под воду ушла тайна самого, пожалуй, знаменитого и загадочного клада, поиски которого когда-либо велись на территории нашей страны. Предположительно, на борту находился большой груз золота: бочонки с монетами, предназначенными для выплаты жалованья британским военнослужащим.

Что касается драгоценного груза, сведения в европейской прессе расходились: 200 тысяч, миллион фунтов стерлингов, 500 тысяч франков, 500 тысяч золотых соверенов, 5-6 миллионов рублей царской чеканки. Кстати, к концу XIX века журналисты, в порядке личной инициативы, прибавили к слову «принц» интригующий эпитет «черный». Так что в научно-популярной литературе знаменитый корабль частенько фигурирует под именем, которое никогда не носил.

Кто только не пытался поднять заманчивый груз! В течение второй половины XIX века в Балаклаву (впоследствии крупнейший центр судоподъема и водолазного дела) просто косяком понаехали кладоискатели из США, Германии, Норвегии, Италии. Во Франции в 1875 году предприимчивые граждане даже образовали акционерное общество с довольно крупным основным капиталом. Но успеха так никто и не добился, что неудивительно: ведь 60-метровые глубины бухты оказались практически недосягаемы для несовершенной водолазной техники того времени. В 1914 году охота за английским золотом была приостановлена из-за начала Первой мировой войны.

О «Черном Принце» вспомнили в 1922 году, когда на дне у входа в Балаклавскую бухту один из местных «ихтиандров» нашел несколько золотых монет. А в начале 23-го в ОГПУ появился необычный посетитель (поневоле вспомнишь персонажа из «Мастера и Маргариты»). Владимир Сергеевич Языков пришел с любопытным предложением: организовать экспедицию за сокровищами легендарного корабля, о драгоценном грузе которого он, Языков, собрал немало сведений за пятнадцать лет.

Чекисты встретили его с пониманием, и уже в феврале 23-го Языков попал на прием к заместителю начальника ОГПУ Генриху Ягоде, сумев заинтриговать того своей сумасшедшей «золотой» идеей. После этого Языков вздохнул с облегчением: к кому он только не обращался — и все напрасно! Например, сразу на Лубянку идти как-то… постеснялся и изложил свое дело двум видным троцкистам — заместителю председателя РВС Э.М. Склянскому и командующему Военно-морскими силами республики В.И. Зофу. В очередной раз не встретив понимания, отправился по инстанциям дальше.

После визита Языкова на Лубянку события развивались прямо-таки со скоростью курьерского поезда. 13 марта 1923 года первые судоподъемные партии, согласно приказу ОГПУ №528, были преобразованы в единый орган — Экспедицию подводных работ особого назначения. Ее руководителем назначают чекиста Льва Николаевича Захарова-Мейера. Масштаб личности этого незаурядного человека не позволяет ограничиться лишь парой штрихов из его биографии.

Первый начальник ЭПРОНа появился на свет в 1899 году. Место его рождения — крепость Новогеоргиевск Варшавской губернии. Учился на казенный счет в кадетском корпусе в Москве благодаря деду Ивану Захарову — участнику Севастопольской обороны 1854-1855 годов. Другой дед — Афанасий Иванович Протасов был инженером-надзирателем крепости Новогеоргиевск, а в Русско-турецкую войну строил укрепления при Плевне под руководством знаменитого Тотлебена.

Отец будущего начальника ЭПРОНа — Николай Иванович Захаров — был чиновником; во время «германской» имел чин надворного советника, дававший права личного дворянства. После революции гражданский полковник перешел в Красную армию, где дослужился до поста в административном управлении полевого штаба РВС, но свою карьеру закончил счетоводом в Госвоенкино.

С 1916 года Лев Захаров учился в Михайловском артиллерийском училище, в феврале 17-го окончил его ускоренный выпуск. В февральские дни был избран в Совет солдатских депутатов, в мае следующего года записался в Красную армию и стал командиром взвода, охранявшего полевой штаб РВС. В том же году вступил в РКП (б).

В апреле 1919 года по партийной мобилизации Захарова направили в ВЧК, и с этого момента вся его жизнь будет связана с Лубянкой. В мае он помощник начальника информотдела Особого отдела ВЧК (по воспоминаниям сестры, псевдоним Мейер появился у Захарова в то время, когда он работал вместе с А.Х. Артузовым). В апреле 20-го — помощник начальника ОО Б.М. Кедрова. Вот этому человеку Ягода и приказал возглавить Экспедицию подводных работ особого назначения.

Инициативная группа в составе B.C. Языкова, Д.А. Карповича и инженера-механика Е.Г. Даниленко, по проекту которого должен был строиться глубоководный снаряд, зачисляется на довольствие и поступает в распоряжение ОГПУ. Таким образом, с самого начала у ЭПРОНа было два руководителя: «от органов» — комиссар (Захаров-Мейер), и технический руководитель Языков. Их общей задачей стала организация, как было сказано в самом приказе, «наилучших условий работы для «экспедиции за золотом»; до лета 1923 года они должны были обеспечить постройку «в наикратчайший срок» снаряда для спуска на большую глубину.

На одном из заводов Москвы была изготовлена особая 10-тонная стальная камера, рассчитанная на трех человек и погружение до 72 метров. Оснащенная системой жизнеобеспечения, телефоном, электричеством, иллюминаторами, механическим манипулятором для захвата предметов, она оказалась надежной в глубинной работе.

В помощь сотрудникам ЭПРОНа были приданы значительные технические средства, и в течение второй половины лета 23-го они занимались поисками точного местонахождения «Принца»: дно обследовалось военными тральщиками и металлоискателями, гидроплан и аэростат проводили фотосъемку грунта.

По указанию Ягоды 4 августа 1923 года советскому полпреду в Лондоне Леониду Красину было направлено письмо, с просьбой собрать подробные сведения о грузе фрегата «Принц», однако англичане отмолчались. Особый отдел Черноморского флота «озадачили» подготовкой материала обо всех подводных лодках царского флота, затопленных в 1919 году вблизи Севастополя англичанами.

Осенью 1923 года ЭПРОН приступил к работам в Балаклавской бухте. Второй снаряд Даниленко, в котором находились он сам и Карпович, впервые опускается на глубину 26 сажень. Через неделю, 9 сентября, новый спуск — на 95 и 123 метра. Это мировые рекорды погружения, так как знаменитый французский «подводный танк Рено» появится только на следующий год.

С 11 сентября водолазы приступили к методичному осмотру морского дна бухты, причем несколько раз Захаров спускался сам. Под водой обнаружилось немалое количество корабельных обломков, но отыскать среди разбросанного хлама что-нибудь, отдаленно напоминающее остатки «Принца», не удалось.

В начале октября Захаров, весьма озабоченный отсутствием результата, в третий раз выезжает в Севастополь, чтобы найти свидетелей прежних поисков «Принца» в 1900-1912 годах. Делаются запросы в Британское адмиралтейство, в Рим — для получения справки от итальянского инженера Д. Рестучио, искавшего «Черного Принца» в 1905 году. Все тщетно…

Но это был не конец «золотой лихорадки», а только первая часть детективной пьесы. В октябре 1924 года во время тренировки молодых эпроновцев, проходившей у развалин генуэзской крепости к востоку от входа в бухту, один из водолазов обнаружил на дне ржавый предмет внушительных габаритов. В нем специалисты опознали корабельный паровой котел. Район находки тщательно обследовали, и наконец-то ЭПРОНу повезло: вот он, разбитый корпус железного корабля, целиком погребенный под песчаными заносами и обломками рухнувших скал. Неужели «Черный Принц»?

Два месяца изнурительных работ принесли Экспедиции массу разных предметов — старинную ручную гранату, рукомойник, фарфоровую ступку, подошвы от сапог, неразорвавшиеся снаряды, свинцовые пули… А вот золото «Принца» псблазнило, да не далось. К тому же водолазы столкнулись со значительными трудностями при расчистке корабельного корпуса от песка и многотонных каменных глыб. В декабре работы пришлось прекратить. Поиски обошлись казне в 100 тысяч рублей.

Однако и это был еще не конец, и вскоре третий акт не замедлил быть. Гипотетическими сокровищами «заболели» японцы. Представители водолазной фирмы «Синкай когиоссио лимитед» предложили такую сделку: 110 тысяч рублей на предварительные подводные изыскания и 60 % золотого улова, если он будет, а также премудрости водолазного ремесла со снаряжением в придачу. Условия сочли выгодными, и контракт был подписан.

«Летом 1927 года кладоискатели из Страны восходящего солнца прибыли в Балаклаву, — сообщает автор увлекательной статьи «Тайна «Черного Принца»» Михаил Дубинянский. — Работы по расчистке корпуса судна от скальных обломков велись с поистине японским трудолюбием. Ежедневно, сменяя друг друга, к «Принцу» спускались 12 водолазов и ныряльщиков. Огромные каменные глыбы взрывались прямо под водой, оттаскивались в сторону установленными на баржах паровыми лебедками. Правда, освободив корабль от завалов, японцы были несколько удивлены: если остатки носовой и кормовой частей корпуса судна вырисовывались довольно отчетливо, то средняя часть (где, вероятнее всего, и мог находиться драгоценный груз) как будто сквозь землю провалилась.

С помощью специального землесоса работники «Синкай когиоссио лимитед» начали поднимать со дна песок и просеивать его через сито. Одновременно водолазы вели поиск золота под водой. Японцам удалось обнаружить ржавый замок, галошу, две вилки и ложку, втулку от колеса, несколько подков и тому подобную дребедень.

Но вот в начале сентября один из водолазов, наконец, нашел первую золотую монету — английский соверен чеканки 1821 года. Драгоценная находка показалась счастливым предзнаменованием, и окрыленные японцы с удвоенной энергией продолжили поиски. Увы, в течение двух месяцев изнурительных работ собрание золотых монет пополнилось еще только четырьмя экземплярами — количество явно недостаточное, чтобы окупить хотя бы сотую часть расходов на экспедицию. Между тем за это время старательные японские водолазы пересмотрели буквально каждый обломок злополучного судна. Стало совершенно очевидно, что больше никаких ценностей на обнаруженном корабле нет. В ноябре того же 1927 года огорченные охотники за сокровищами покинули Балаклаву.

Но куда же подевалось золото «Черного Принца»? Что бы там ни говорили, но найденные монеты свидетельствовали в пользу того, что искомый груз все-таки был на борту фрегата. Скорее всего, — и к этой версии склонялись японцы, — тему закрыли сами англичане еще в конце Крымской войны. Кто-то явно поработал до экспедиции 1927 года. Отсутствие средней части судна и следы искусственных повреждений — явное подтверждение тому.

Впрочем, есть и такая версия события, озвученная в эпоху гласности: ЭПРОНу, дескать, удалось поднять драгоценный груз, но информация об этом успехе была засекречена, поднятое с морского дна золото пошло на нужды народного хозяйства. А японцам морочили голову. Не знаю, как вам, а лично мне эта гипотеза — в духе перестройки — представляется не очень убедительной. Хотя, кончено, всякое бывает в жизни…

История с «Черным Принцем» легла в основу одноименной повести Михаила Зощенко, изданной в 1941 году, но датированной 36-м. Существует версия, что Михаил Михайлович писал по материалам Л. Захарова-Мейера или даже на основе его книги «Темно-голубой мир», точнее, ее рукописи или даже типографского набора, погибшего во время паники, охватившей столицу в октябре 41-го.

Несмотря на неудачу с поиском английских денежек, ЭПРОН быстро завоевал себе авторитет в области судоподъема: Экспедиция извлекала со дна моря не только корабли, но и их отдельные части, например, с затонувшего в 1916 году в Севастопольской бухте линкора «Императрица Мария». Были подняты многотонные башни главного калибра, установленные впоследствии на берегу. Моему поколению линкор с этим именем знаком по знаменитому роману Анатолия Рыбакова «Кортик».

В августе 1924 года ЭПРОНу удалось поднять на поверхность подводную лодку «Пеликан», затопленную при входе в одесскую гавань. Сотрудники Экспедиции разыскали кладбище погибших английских кораблей, подняли много обломков и якорей.

Помимо первоначальных задач, на организацию возложили и другие полномочия, а именно: спасение отечественных и иностранных судов, терпящих бедствие в своих и чужих водах; строительство портов, прокладку подводных трубопроводов. Появились собственные спасательные суда, понтоны, подводная техника. Но, в первую очередь, в ЭПРОН пришли специалисты высокого класса, мастера своего дела. Штатные экспедиции-подразделения появились на всех морских театрах. Крупнейшим центром судоподъема и водолазного дела в Советской России стала Балаклава, где была создана водолазная школа, преобразованная потом в техникум. «Заведовало» всем этим обширным хозяйством Главное управление ЭПРОНа.

В будущем на базе Экспедиции было решено проводить эксперименты с подводными взрывами, а также для решения практических задач создать второй глубоководный снаряд. Особая статья — промышленное производство подводного снаряжения и технических средств, обеспечивающих погружение человека под воду. И даже такой экзотической вещи, как подводная археология, нашлось место в планах деятельности ЭПРОНа.

Соответственно новым масштабам ЭПРОН получает и новое руководство: вместо романтика-одиночки Языкова назначается инженер В.П. Пономарев, а обязанности военного комиссара возлагаются на начальника Особого отдела Черноморского флота Горнина. Эту административную пирамиду завершал сам Мейер.

Что до дальнейшей судьбы Языкова, то надо сказать, что об этом энтузиасте-кладоискателе почти ничего не известно. Он, несомненно, был человеком образованным и хорошо знакомым с морским делом. Мейер, думается, ему доверял. В дальнейшем инженер принимал деятельное участие в работе ЭПРОНа — уже безо всякой надежды найти английское золото — и покинул экспедицию в связи с ее реорганизацией и уходом Льва Захарова с поста руководителя. Впоследствии стал сотрудником московского треста «Металлолом», умер или погиб в 1937 году.

Сфера деятельности Экспедиции постепенно расширялась и географически охватывала Черное, Азовское, Каспийское, Балтийское и Белое моря. Соответственно этому увеличивается и штат: со 180 человек в 1925 до 360 сотрудников — в следующем. ЭПРОН становится единой государственной организацией подводных работ в Черноморско-Азовском бассейне. Приходит и большой успех. Так, первым возвращенным кораблем становится в ноябре 1925 года эскадренный миноносец «Феликс Дзержинский» (бывший «Калиакрия»),

В 1927 году инженер ЭПРОНа А.З. Кап-лановский спроектировал специальную камеру — для наблюдения во время погружения на большие глубины.;Ио большому счету, она удовлетворяет даже современным требованиям. Примечательно и то, что ее незначительно измененные модификации применяются по сей день.

1927 год стал, пожалуй, годом неудач: не удалось поднять линкор «Ростислав» около Керчи, не завершили подъем подлодки АГ-21. Штат сразу же сократили до 230 человек, а масштаб работ уменьшили: Казалось бы, началась полоса невезения.

Случайно в том же году в Копорской губе (Финский залив) один из советских тральщиков наткнулся на останки английской подводной лодки, затонувшей летом 1919 года. Водолазная партия под руководством Н.С. Хроленко обнаружила L-55 на глубине 30 метров. Ее было решено поднимать; в то время в Советском Союзе приняли шестилетнюю программу военного судостроения, и предусматривалось строительство двенадцати подлодок.

Из отчета руководителя ЭПРОНа Л.Н. Захарова председателю ОГПУ: «Получив в сентябре месяце прошлого (27-го) года сведения о возможном обнаружении погибшей английски лодки Л-55 (название установлено официальными сообщениями Английского адмиралтейства о гибели в 1919 г. этой лодки в Финском заливе), я просил… дать распоряжение о повторном тралении этого района.

В отмеченном в 1919 году месте трал снова задевал, но флотские водолазы не могли определить, за мутностью воды, в чем дело. Один из них по неопытности был выброшен с глубины 30 метров наверх.

Командированным из Севастополя водолазам ЭПРОНа удалось 20-го октября, за несколько дней до ледостава, обследовать погибшее судно, оказавшееся действительно подводной лодкой. Пройдя от носа до рубки и спустившись снова на корму, водолазы не смогли обнаружить никаких повреждений корпуса лодки. 19 мая этого года (28-го), после решения Управления морских сил РККА поручить подводные работы ЭПРОНу, прибывшая в Кронштадт водолазная партия Экспедиции продолжила обследование лодки».

Далее в отчете говорилось: «Оказалось, что задняя часть рубки снесена взрывом, что непосредственной причиной гибели лодки был взрыв мины заграждения, на которую лодка, по-видимому, наткнулась, ускользая от огня эсминцев. Эта пробоина от мины может дать теперь повод для разговоров, что лодка не была уничтожена «Азардом», а погибла благодаря собственной неосторожности. Это неверно и подобные разговоры не нужны»

Лев Николаевич оказался прав. Надо заметить, что в советской военной историографии причиной гибели подлодки называли именно меткое попадание комендоров «Азарда» (по другим данным, «Гавриила») в нижний край боевой рубки. Однако на самом деле покончила с субмариной мина, что и подтвердили специалисты, осматривавшие подлодку…

Тогда, летом 19-го, отряд боевых кораблей британского военно-морского флота под командованием контр-адмирала Вальтера Коуэна действовал на Балтике, поддерживая белогвардейскую Северо-Западную армию генерала Юденича, наступавшую на Петроград. Морская группировка англичан состояла из 12 крейсеров, 20 эсминцев, 12 подводных лодок (ПЛ), трех минных заградителей и до 30 вспомогательных судов.

4 июня в Копорском заливе L-55 безуспешно атаковала советские эсминцы «Азард» и «Гавриил» тремя торпедами. Из-за малых глубин после залпа над водой показалась рубка и часть корпуса лодки. Эсминцы, открыв по ней огонь из орудий, пошли на таран. Первые же снаряды «Азарда» разорвались близ L-55: при аварийном погружении она потеряла управление, попала на минное поле и, подорвавшись, затонула.

Потеря заставила англичан отказаться от использования своих подводных лодок в мелководье Финского залива. А через полгода британской эскадре, которая лишилась, кроме подлодки, крейсера, двух эсминцев, двух тральщиков и нескольких других кораблей, пришлось убраться восвояси…

Подъем затонувшей «интервентки» осуществили летом 1928 года. Разработкой технического проекта руководил бывший прапорщик царского флота Тимофей Иванович Бобрицкий (в будущем — главный инженер ЭПРОНа), предложивший поднимать субмарину с помощью четырех гибких металлических «полотенец», асимметрично подведенных под днище и соединенных верхними концами с судном-спасателем «Коммуна».

В июле операция началась. Почти два месяца Лев Захаров провел на Балтике. К счастью, работы на море проходили без особых осложнений, погода в целом благоприятствовала, — несколько затруднял их только свежий ветер. Иногда подводили механизмы, но все поломки и мелкие аварии быстро устранялись.

11 августа L-55 появилась на поверхности, а 12-го под красным флагом была доставлена в Кронштадт. На следующий день балтийскую партию ЭПРОН посетил нарком по военным и морским делам Клим Ворошилов, а РВС СССР объявил благодарность всему личному составу Экспедиции. Возможно, что именно в связи с этой операцией в августе 29-го ЦИК СССР наградил ЭПРОН орденом Трудового Красного Знамени.

При осмотре поднятой лодки в Кронштадтском доке (на предмет возможного ремонта) были обнаружены останки 38 английских подводников, о чем советское правительство сообщило Великобритании. В конце августа 1928 года для транспортировки тел погибших моряков прибыло норвежское судно «Трору», и 30-го в торжественно-траурной обстановке гробы были перенесены на прибывший корабль, который вскоре взял курс на Англию.

В двух словах о дальнейшей судьбе «англичанки»: ее отремонтировали, так как повреждения, а именно — вертикальный прогиб в средней части — были незначительными.

Из отчета Экспедиции: «Сохранность корпуса, механизмов и оборудования самая хорошая, все, что не повреждено взрывом, может быть отремонтировано или даже только перебрано… Эта океанская лодка много лучше и много могущественнее тех, которые нами сейчас строятся. Подлодки этого типа составляют основные группы подводного флота Великобритании и по сие время».

В августе 1931 года «бывшая подданная Великобритании» вступила в боевой строй подводных сил Балтийского флота под тем же номером — 55. В Великой Отечественной войне использовалась как зарядная станция, а затем была отправлена на переплавку.

Следует заметить, что подъем лодки L-55 привел к максимальному развертыванию работ подводной экспедиции. Говорили, что сам Сталин заинтересовался работой ЭПРОНа и возможностью поднять затопленный в 1918 году под Новороссийском линкор «Свободная Россия» — для усиления Черноморского флота. В сентябре 28-го эпроновскую партию даже хотели отправить в китайский Нанкин для подъема парохода «Память Ленина», затопленного русскими белогвардейцами незадолго до этого.

Как уже отмечалось, под флагом Экспедиции фактически сконцентрировалось все водолазное и судоподъемное дело на всех морях и реках Союза. Окончательно это произошло в 1932 году. С 29-го ЭПРОН занимался спасением судов, терпящих бедствие. В том же году в Ленинграде была организована экспедиция по судоподъемным работам на Балтийском море и Неве, в 30-м — на Севере.

Балтийская партия была переименована в Северную базу. В это же время здесь создается собственный музей и строится опытная камера для больших давлений; проектируется создание особого судоподъемного бассейна и исследовательской лаборатории. Отдельные партии Особой экспедиции работали в Кронштадте, Мурманске, Архангельске. Южная база — в Севастополе, Керчи, Новороссийске, Туапсе, Батуми, Баку: там энергично занимались освоением подводной акватории Черного и Каспийского морей.

Примечательно, что складом-мастерской ЭПРОНа служила одна из боевых легенд обороны Крыма — канонерская лодка «Терец». «Терец» вел непрерывные бои с бронепоездами и артиллерийскими батареями красных и поддерживал контрудары белых, в том числе июньский десант 1920 года в Геническ. «В самые тяжелые периоды нашей боевой деятельности канонерская лодка «Терец» оказывала и продолжает оказывать самую широкую поддержку по защите наших позиций на Арабатской Стрелке», — констатировал в приказе №53 командир 3-го армейского корпуса генерал-лейтенант Я.А. Слащев.

«Терец» подвергался бомбовым ударам красных аэропланов, отразил зениткой несколько ударов с воздуха, получил подводные пробоины от бомб и снарядов. Лишенный способности маневрировать и тяжело раненый, «Терец» продолжал бороться, держа в страхе пехоту врага. Высадив на берег всю команду, за исключением орудийной прислуги, «Терец» оказал большую боевую и моральную поддержку гарнизону Арабатской Стрелки. Покидая Севастополь, белые оставили избитый «Терец» в бухте.

Пройдет немного времени, и генерал Слащев — прототип генерала Романа Хлудова из булгаковского «Бега» — вернется на родину, где сдастся красным. Его будут судить, приговорят к смерти, но — помилуют, предоставив возможность преподавать на военных курсах «Выстрел». В 1928 году его застрелит слушатель, брат погибшего в Крыму красного командира.

А «Терец», отремонтированный и переименованный в «Знамя коммунизма», станет флагманом морских сил Черного моря. Но старая канонерка быстро дряхлела, и 26 октября 1926 года ее начали разоружать, после чего сдали в порт на хранение — с тем, чтобы потом передать в распоряжение ЭПРОНа. Так одна легенда нашла другую.

Штат ЭПРОНа достиг 750 человек. Он явно перерос в самостоятельную, мощную, авторитетную, военизированную структуру. Следует заметить, что такое развитие событий не отвечало интересам многих конкурирующих организаций (Военно-морских сил, Госсудоподъема Наркомата путей сообщения) и верхушки ОГПУ (прежде всего, Ягоды). Видимо, поэтому Захарову не повезло. В феврале 30-го он обратился с просьбой уволить его or чекистской работы и оставить только на ЭПРОНе. Подача рапорта имела неожиданные для Льва Николаевича последствия. 28 июня 1930 года приказом по управлению его освободили от должности руководителя Особой экспедиции, которая, между прочим, в январе 31-го была передана из органов в ведение Наркомата путей сообщения.

Несмотря на отстранение, Захаров продолжал поддерживать интенсивные контакты с членами экспедиции, которые постоянно сообщали ему о проводившихся работах: в 31-м — разборка линкора «Ростислав», пароходов «Ялта», «Казбек», «Корнилов», «Ермолов» и других. Но уход Льва Николаевича тяжело сказался на моральном состоянии сотрудников ЭПРОНа.

Один из старейших сотрудников Я.М. Хорошилкин так описывал (хорошим литературным языком) ситуацию в марте 1931 года: «…Положительно все упали духом. Работа валится из рук. Все ожидают какого-то «миссию». Дела идут плохо. С ремонтом опоздание; много аварийных случаев: Э-4 сломал мачту и повредил рубку; только исправили это, как он врезался в борт Э-32; после разбил водолазный баркас. Баржа «Евстафьевская» разбилась в Стрелецкой о понтоны и едва не затонула. На судах отсутствует уголь; не на чем плавать и работать. ЭЗО не отапливается. Дисциплины совершенно нет, ходят, в чем попало. На территории хаос и бесхозяйственность. Все основные кадровики в панике. В благоприятный исход летнего оперативного сезона никто не верит… Массовая демобилизация по болезни водолазов — 10 человек сразу. Ко мне целое паломничество, приходят в институт, в столовую, на квартиру — облегчают боль, и страдание наболевшей души. Все жалеют Вас и верят в возвращение, иначе через год от ЭПРОНа ничего не останется. Разделят, раздергают по частям».

Еще более мрачную картину рисовало следующее письмо того же автора от 11 апреля 31-го: «Здесь творится нечто невиданное, все старые эпроновцы бегут, а новое руководство как будто бы этому и радо: мол, не страшно, сами справимся. Набирают новых «своих» людей и «справляются». Все положительно гробят. Что ни распоряжение, то головотяпство… Ежедневные жалобы, заметки в газетах, тяжба с прокуратурой и прочее. Описать всего невозможно, даже трудно это все передать, это надо видеть, чтобы сразу убедиться, что дело ведется, может быть, даже умышленно к развалу…»

Хорошилкин оказался все-таки не прав: развала ЭПРОНа не произошло. Просто на место романтиков пришли новые люди, — люди стальной эпохи «Великого перелома». Но это, как принято говорить, уже другая история.

Несколько слов о дальнейшей судьбе Захарова-Мейера. Его жизнь оборвалась в августе 1937 года. Вот что сообщает по этому поводу Марина Сорокина, старший научный сотрудник Архива Российской академии наук: «После отзыва из ЭПРОНа его назначают заместителем председателя ГПУ Нижне-Волжского края, затем с большим понижением отправляют на работу в Тулу; в 1931-1934 гг. он начальник Центральной школы ОГПУ, а на рубеже 1933-1934 гг. на несколько месяцев оказывается зам. начальника ГУЛАГа М.Д. Бермана. В 1934-1935 гг. слушатель Военной академии им. М.В. Фрунзе. О его деятельности во второй половине 30-х годов почти ничего неизвестно, оно и понятно — в это время Мейер занимался организацией отправки оружия в Испанию из Одессы и Севастополя и, по-видимому, неоднократно бывал в Испании. В 1937 г. Мейер причислен к «заговору» М.Н. Тухачевского и арестован 11 июня — в «ночь длинных ножей» — в поезде Москва-Севастополь. Объявлен «резидентом польской разведки» и 10 августа 1937 г. осужден по ст. 58-й пп. 1а, 8 и 17; расстрелян в ночь с 10 на 11 августа. В 1956 г. реабилитирован».

Еще в 1931 году Лев Николаевич предусмотрительно составил обширную хронологию ЭПРОНа — свой Каталог поднятых и спасенных кораблей и судов, а в середине 30-х написал научно-популярную книгу «Темно-голубой мир». Ее редактором согласился быть смертельно больной Максим Горький. Осенью 1936 года повесть была завершена и в декабре передана в издательство, но арест и последующий расстрел ее автора сделали публикацию невозможной.

У сестры Захарова, известного историка-американиста М.Н. Захаровой (1906-1984), сохранились лишь несколько глав, в том числе «Ее Величество субмарина L-55». В 1959 году она была опубликована на страницах журнала «Советский моряк», но в несколько сокращенном варианте: были опущены очень выразительные детали передачи Великобритании останков моряков, показавшиеся редакции излишне натуралистическими.

Архив Захарова-Мейера сохранил и немало подлинных документов Экспедиции — это приказы, сметы, переписка, фотографии… На основе этого богатого фактурного материала известный музыковед О.Т. Леонтьева, племянница Льва Николаевича, в 1989 году подготовила воспоминания «Над старыми фотографиями». Несколько глав этой хроники посвящены ЭПРОНу и ее основателю.

1933 год для ЭПРОНа оказался «урожайным» на всякого рода находки. В Финском заливе судно-спасатель «Коммуна» (помните, отличившаяся в операции с «англичанкой»?) поднимает подводную лодку «Рабочий», затонувшую после столкновения в 31-м на глубине 25 метров, однако восстановить субмарину не сумели, и ее разобрали на металлолом.

Всемирную известность Экспедиции принесла работа в Заполярье у острова Шпицберген, где в 1933 году был снят с камней ледокол «Малыгин». В том же году с 25-метровой глубины был поднят ледокольный пароход «Садко», «проживший» только одну навигацию на Белом море.

О краткой истории «Садко» и о том, кто руководил его спасением, необходимо рассказать подробнее. В январе 1915 года корабль, купленный в Англии за миллион рублей золотом, торжественно встретили в Архангельском порту. 20 июня 16-го, т.е. спустя полтора года, случилась большая беда. Произошло вот что. Была ясная погожая ночь, она же разгар белой ночи, когда солнце только чуть склоняется к горизонту, вися большим красным шаром. В такую погоду «Садко» с ходу наскочил на каменистую мель в Кандалакшском заливе, пропорол днище на протяжении нескольких метров и в считанные минуты скрылся под водой.

«Как вы лодку назовете, так она и поплывет…» Помнится, новгородский купец-путешественник по имени Садко тоже попал в подводное царство и еле из него вырвался благодаря дочери морского царя. Возможно, знание устного народного творчества могло бы изменить судьбу дорогой покупки.

В момент ЧП на борту судна находились именитые люди: архангельский губернатор Бибиков — хозяин здешних мест, архиерей, прокурор, жандармский полковник и разные важные чины. Едва-едва матросы успели спустить шлюпки. Жертвы крушения нашли приют на небольшом островке с примечательным названием Богомолиха, где их вскоре подобрали рыбаки…

«Садко» пролежал на дне 17 лет на глубине около 20 метров. Спасти и тем более поднять большое судно в условиях открытого моря в районе Северного полярного круга при технических возможностях той поры не представлялось возможным. Хотя, конечно, очень хотелось. Шутка ли — миллион рублей канул в воду! Шла германская война, и, по большому счету, было не до парохода. Потом крушение империи, две революции, Гражданская война, разруха…

В 1930 году специалисты Совторгфлота пытались поднять «Садко», но предложенный ими технический вариант оказался нежизнеспособным. После этой неудачной попытки инициатива перешла к ЭПРОНу. Хорошенько взвесив все «за» и «против», инженеры Экспедиции остановили свой выбор на понтонах. Но загвоздка была в том, что нужных понтонов на Белом море не имелось, а те, что находились на Черном море, пребывали в незавидном состоянии. К тому же внушительные размеры этих плавсредств исключали возможность их транспортировки через всю страну.

Вот что сообщают авторы публикации «Садко выходит из моря»: «Главный инженер ЭПРОНа Тимофей Иванович Бобрицкий предложил создать цилиндрические понтоны новой конструкции грузоподъемностью 200 тонн каждый. Забегая вперед, скажем, что эти конструкции оказались настолько удачными, что с небольшими усовершенствованиями используются и сейчас при подъеме кораблей и судов.

Однако сконструировать — только полдела, надо еще построить и доставить их к месту назначения. Наша промышленность постройкой понтонов в те годы вообще не занималась. И освоить выпуск новой продукции было не так-то просто. Каждый из понтонов имел около 11 метров в длину, диаметр 5,5 метра и массу 56 тонн. Для подъема «Садко» требовалось 12 таких гигантов. Сооружение их было поручено архангельскому заводу «Красная кузница» и заводу «Красное Сормово» в Горьком. Весной 1933 года сормовские понтоны совершили плавание по Волге и внутренним водным путям на север, к Архангельску. Отсюда их вместе с понтонами, сделанными на «Красной кузнице», отбуксировали по морю в Кандалакшский залив.

К этому времени водолазы-эпроновцы уже промыли туннели под днищем судна. Работа эта, всегда нелегкая, в районе Полярного круга, в ледяной беломорской воде была еще труднее. К тому же под килем «Садко» лежал неподатливый каменистый грунт. Водолазам то и дело приходилось пускать в ход ломы, кирки и выволакивать камни. А лето на Севере короткое. Кандалакшский залив очищается ото льда только к середине июня, в октябре же снова покрывается ледяным панцирем».

Работы велись два сезона, и водолазы трудились не жалея сил, чтобы подготовить судно к подъему. И они добились своего! Остается добавить, что эту уникальную судоподъемную операцию ЭПРОНа, закончившуюся в 1933 году оглушительным успехом, возглавлял Ф.И. Крылов — фигура не просто известная в истории Особой Экспедиции, но и знаковая.

Началась германская война, и в том же 1914 году Фотий Крылов, сын безземельного крестьянина из деревни Шеракино Смоленской области, заканчивает Кронштадскую школу юнг, потом школу комендоров Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота — накануне февральской смуты — и в 1917 году получает чин прапорщика. В годы лютой междоусобной бойни, именуемой Гражданской войной, будущий глава ЭПРОНа артиллерист (летчик-наблюдатель) — на фортах Красная Горка и Серая Лошадь.

В апреле 20-го Крылов направляется на работу в водный транспорт — сначала начальником порта в Архангельск, затем в Петроград, потом в Одессу. В 1930 году записывает в свое личное дело курсы высшего комсостава при Институте морского транспорта. С 1932-го по 41-й — начальник ЭПРОНа, затем руководитель Аварийно-спасательного управления ВМФ.

После Победы, в 1945 году, Фотий Иванович сформировал речное аварийно-спасательное правление ВМФ. За годы службы он был награжден двумя орденами Ленина, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени и медалями.

Прекрасный организатор, он внес огромный вклад в развитие и техническое оснащение Экспедиции. Начальника сложно было застать в управлении. Крылов, до тонкостей зная состояние дел на морях, постоянно выезжал на объекты, и лично руководил самыми сложными случаями. Его уважали и любили подчиненные, знала страна, о нем писали Алексей Толстой, Вячеслав Шишков, Соколов-Микитов. Некоторые из писателей и журналистов ходили с Крыловым в море и всегда давали блестящую оценку смелости и самоотверженности эпроновцев и лично Фотия Ивановича.

Журналист Михаил Розенфельд, принимавший участие в работах по спасению «Малыгина», писал: «В гуще богатырских подводников Крылов, похожий фигурой на японца, ни на секунду не останавливался, работал. И видя возле себя маленького человека, видя, с какой неутомимостью он работает, водолазы и такелажники расправляли плечи и вновь с рвением принимались за дело…

Крылов не уходил с палубы. Маленькие усы-ледяшки стягивали рот, полушубок окаменел. Он возился вместе с мотористами, он работал с такелажниками. Всегда, даже когда оставался доволен работой, в лучшем случае бормотал:

— Так и нужно… Иначе дармоедство выходит.

Начиная работу в 6 утра на морозе, эпроновцы не расходились до десяти вечера. Люди теряли силы, но появлялся Крылов, и изможденный эпроновец чувствовал необходимость продолжить работу. Все знали, что Крылов тяжело болен, но он упорно работал, и никто не мог позволить себе признаться: «не могу», «нет сил»».

Подорвавший свое здоровье на тяжелой эпроновской службе, контр-адмирал Крылов был вынужден в 1948 году выйти в запас ВМФ. В возрасте 54 лет он скончался…

В настоящее время существует престижная премия «Лучшему спасателю ВМФ» имени контрадмирала Крылова. Она учреждена в 2003 году командованием Управления поисковых и аварийно-спасательных работ ВМФ России и Международной общественной организацией бывших военнослужащих «Марс-Меркурий».

Порой поиски эпроновцев приводили к неожиданным находкам. Советская подводная лодка № 9 пролежала на дне Финского залива (на 84-метровой глубине) с тех пор, как получила удар в корму от своей «товарки» за № 4 — та, в отличие от «девятки», все-таки дотянула до Кронштадта. Во время поиска от водолазов стали поступать сведения, что удалось найти… «Русалку», пропавшую осенью 1893 году. Очевидно, что речь шла о броненосце береговой обороны, который бесследно исчез во время своего перехода из Ревеля в Гельсингфорс…

В 1975 году вышла книга «Служба особого назначения» Николая Петровича Чикера, долгое время занимавшего пост руководителя Аварийно-спасательной службы ВМФ. Он пишет в своих воспоминаниях: «Поиск «девятки» продолжался почти два летних сезона. Во второй половине года на одном из очередных галсов электрический металлоискатель показал, что на морском дне находится большая масса железа. Решили, что это «девятка», и приступили к обследованию места. Глубина здесь в два раза превышала достигнутую для водолазных спусков… Результат обследования оказался самым неожиданным. Водолазы нашли не подводную лодку, а броненосец русского флота «Русалка», пропавший без вести 7 сентября 1893 года. Вскоре была обнаружена и «девятка» — по случайному совпадению она лежала всего в нескольких десятках метров от броненосца…»

К слову сказать, к судоподъемным работам с «Девяткой» был привлечен спасатель «Коммуна» (бывший «Волхов») — судно-катамаран, построенное в 1915 году специально для подъема и докования затонувших подводных лодок.

А 2 августа 1935 года эпроновцам пришлось взяться за страшную работу — поднимать затонувшую неделей раньше на глубине 56 метров подводную лодку «Б-3» с 55 курсантами специального отделения Военно-морского училища и их преподавателями, совершавшими практическое плавание. К счастью, не все находки были столь печальны: в 37-м, в Карских воротах, у водной стихии удалось отстоять ледокольный пароход «А. Сибиряков».

Тяжелая работа водолазов привела к созданию в 35-м Постоянной комиссии для решения физиологических проблем, связанных с глубоководными погружениями и подводным плаванием, во главе с академиком Л.А. Орбели, членом Научно-технического совета ЭПРОНа. В последующие четыре года ученые вели активные исследования возможностей человека при погружении на глубину в обычном снаряжении на сжатом воздухе.

Выдающихся результатов достиг один из группы испытателей водолазов-глубоководников В.М. Медведев. В 37-м он погрузился на рекордную глубину 150 метров и вынес пробу грунта. Испытатели В. Соколов, Н. Солнцев, Б. Иванов, Л. Кобзарь и И. Выскребенцев также спускались на глубины, близкие к рекордной. Этими экспериментами было окончательно установлено, что сжатый воздух непригоден для работы на глубине свыше 100 метров.

С 1939 года комиссия Л.А. Орбели занималась отработкой применения гелиокислородных дыхательных смесей на водолазных спусках. Были осуществлены погружения на глубину 200 метров. Война приостановила эти работы.

ЭПРОН стал признанной во всем мире фирмой со знаком качества. Хорошо известно, что «буржуи» считали невозможным спасение ряда судов. Назовем несколько таких случаев. «Ильич» в Эгейском море и «Кузнец Лесов» в Южно-Китайском; «Харьков» и «Челюскинец», переломившиеся на две части: первый — у берегов Турции, а второй — на Балтике. Вопреки закордонным авторитетам, ЭПРОН уверенно проводил сложнейшие спасательные операции.

Помимо своих прямых обязанностей, сотрудникам ЭПРОНа приходилось порой выполнять самые неожиданные задания. Однажды им пришлось проверять показания горе-террориста Р., собиравшегося, по его словам, убить самого товарища Сталина. Эта необычная история началась 13 февраля 1937 года. В приемную НКВД на Кузнецком Мосту вошел мужчина средних лет и, нервно озираясь по сторонам, опустил в находившийся в вестибюле почтовый ящик листок бумаги, после чего быстро удалился.

Через некоторое время письмо, написанное в форме заявления, держал в руках оперативный работник. В нем сообщалось, что родственник (по жене) писавшего, некий Р., «сегодня, 13 февраля, в беседе со мной сознался в том, что он принял участие в подготовке террористического акта против тов. Сталина. По его словам, 7 февраля в 16 часов дня он стоял на Можайском шоссе, вооруженный бомбами, и ждал автомобиль тов. Сталина, чтобы совершить убийство тов. Сталина».

Р. признался своему родственнику, «что совершить это преступление его научили инженеры завода №22» (далее в тексте называются две фамилии), однако сам он теракта не совершил, «потому что не хотел этого делать». Р. работает на заводе №22 и живет на Можайском шоссе. Заявление заканчивалось прямо-таки классической для подобных посланий формулировкой: «Считаю своим долгом сообщить об этом немедленно».

Р., естественно, взяли. Помимо допросов, по указанию НКВД, водолазы Экспедиции обследовали дно Москвы-реки в том месте, где, по словам Р., он бросил в прорубь бомбы и пистолет с патронами. Эпроновцы ничего не нашли. Вдобавок к этому врачи Бутырской тюрьмы провели психиатрическое обследование «террориста» на вменяемость и пришли к заключению, что он вполне здоров.

Однако человек, заявивший в 37-м о намерении (пусть даже неосуществленном) убить Сталина, не мог остаться на свободе. 28 июня 1937 года Особое совещание при НКВД СССР «по подозрению в террористической деятельности» вынесло приговор: восемь лет тюрьмы. Отбыв срок в Красноярском крае, Р. остался работать в одном из маленьких городков, женился. Как «потенциальный террорист» был вновь арестован в 1952 году, реабилитирован в 55-м.

Все-таки большая нагрузка на водолазов ЭПРОНа не позволяла напрасно тратить их драгоценное время. Работы — много, некоторые объекты, как тогда говорили, «тяжелые». Например, «Император Петр Великий». Удивительная судьба выпала на его долю. Крупнейший в то время объект изысканий «при жизни» три раза тонул, и три раза его поднимали. В период с 1918-го по 20-й пароход менял хозяев, пока, наконец, не подорвался на мине вблизи Варны и не затонул после суточный борьбы на выживание.

На момент гибели «Петр» принадлежал компании «Мессажери Маритим». Англичане решили его поднять, но после подводного осмотра отказались от этой затеи. В 1937 году к останкам судна обратился ЭПРОН, и в 38-м с огромными трудностями уникальные работы завершились полным успехом. Это был крупнейший объект, поднятый на то время в Советской России. Судно привели в Одессу, где его с восторгом встретили местные жители.

Страна в тот исторический момент переживала начало «сталинского термидора». Постепенно возвращались некоторые старые понятия, ранее за пропаганду которых могли упрятать в лагерь или поставить к стенке. Русская Православная Церковь еще находилась в глубоких катакомбах, но уже было реабилитировано само понятие «патриотизм», правда, с ущербной приставкой «советский». Вот почему поднятый пароход остался «Петром Великим», власти убрали только слово «император».

Согласно имеющимся данным, за первые десять лет своего существования ЭПРОН, став головной организацией водолазного дела в Советском Союзе, поднял из морских пучин 110 спасательных объектов, 76 из которых были восстановлены. К началу Великой Отечественной войны эта цифра выросла до 450 кораблей. Была оказана помощь 188 судам, потерпевшим бедствие. Экспедиция обладала опытными кадрами и надежными техническими средствами, в ее составе находилось более 3000 специалистов, в том числе 600 водолазов. Выходцы из ЭПРОНа стали признанными лидерами в освоении глубин и новых технических средств для водолазных погружений и изучения влияния гипербарической среды на организм человека.

С началом Великой Отечественной войны часть ЭПРОНа, сохранив название, вошла в структуру морского флота, а 2 июня 1942 года его переименовали в Аварийно-спасательную и судоподъемную службу ВМФ (ныне это служба Поисковых и аварийно-спасательных работ ВМФ).

После разгрома фашизма тысячи водолазов трудились на подъеме затопленных судов на морях, реках и озерах, где проходили боевые действия; очищали фарватеры, порты и гавани от вражеских мин и снарядов; участвовали в восстановлении разрушенных гидросооружений и мостов. При этом они частенько «сталкиваясь» с взрывоопасными предметами — минами, торпедами и снарядами.

В послужном списке той части ЭПРОНа, которая вошла в состав ВМФ и стала Аварийно-спасательной службой, — подъем тяжелого крейсера «Чунцин». Британское правительство в феврале 1948 года передало Гоминдану этот корабль. 25 февраля 1949 года его команда восстала, и перешла на сторону Красного флота. 19 марта «Чунцин» был обнаружен в Ляодунском заливе (северо-восточный Китай) и, по одной версии, пущен на дно тяжелыми бомбардировщиками, а по другой — затоплен самим экипажем ради сохранения.

В своей книге «Служба особого назначения» бывший начальник АСП ВМФ Николай Петрович Чикер так описывает ход работ: «Корабль лежал в одном из портов на глубине 11 метров с креном 92 на правый борт. От носовой части его до стенки причала было всего полметра, от кормы — 13 метров. Поэтому перед поворотом корабль пришлось оттащить от причала с помощью 28 пар 60-тонных гиней, взятых за мертвяки на другом причале. Для облегчения крейсера заделали палубные отверстия, отжали воздухом до 3000 куб. метров воды и отстропили четыре 80-тонных понтона.

Затем с помощью гиней корабль был поставлен на ровный киль. После установки шах на палубные отверстия, находившиеся ниже уровня воды, крейсер был осушен и всплыл на поверхность. Работы обошлись почти в три раза дешевле расчетной стоимости. Техническое руководство проектированием и подъемом осуществляли инженеры В.Н. Григорьев и А. И. Завтраков».

Несколько слов об авторе книги. Николай Петрович Чикер родился в 1910 году. В 1936 году закончил Ленинградский кораблестроительный институт. Работал начальником технической части Каспийской, а затем Балтийской экспедиции ЭПРОНа. Руководил подъемами танкера «Советская Армения», плавбатареи «Дело», парохода «Пушкин», теплохода «Челюскинец», а также спасением более десятка различных судов. В 41-м завершил образование в Военно-морской академии имени К.Е. Ворошилова и был назначен на должность начальника отдела спасения и подъема кораблей Главного управления ЭПРОНа.

Николай Петрович был награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды (дважды), Отечественной войны I степени, Знак Почета и 15 медалями. За «коренные усовершенствования подъема крупных кораблей» ему в 1950 году была присуждена государственная премия СССР. В 1958-1972 года Чикер возглавлял Аварийно-спасательную службу ВМФ. Контрадмирал-инженер.

Вот такие люди и создавали легенду…

А что же гражданская часть ЭПРОНа? Она тоже держала честь марки. Собирая по разным источникам историю Экспедиции, мне удалось обнаружить такой «след». После войны интенсивный рост объемов нефтедобычи в районе между Волгой и Уралом (впрочем, не только там) требовал быстрейшего развития транспортных коммуникаций. Уже в четвертой пятилетке «черное золото» отправилось по новым трубопроводам. Одним из них стала магистраль Туймазы — Уфа. Переходы через водные преграды возложили на Управление подводных работ (ЭПРОН).

Скорости этой важнейшей стройки (на объекте работали 20 тысяч человек) впечатляли. Решение о строительстве было принято правительством 7 января 1946 года. Подготовка трассы началась 10 апреля того же года, а уже в 3 сентября 47-го первая партия туймазинской девонской нефти прибыла на Уфимский завод, и с этого времени началась ее регулярная постава. Именно эта дата считается днем рождения системы Урало-Сибирских магистральных нефтепроводов.

Начало ядерной эры и последовавшей гонки вооружений требовало создания новой индустрии. По всей стране, разрушенной страшной войной, разворачивалось возведение промышленных, сырьевых и горно-обогатительных гигантов оборонного значения. Для создания атомного щита предстояло выполнить широкий спектр гидротехнических и подводно-технических работ: дамбы и плотины, углубления дна и очистка рек, озер и прибрежной части морского побережья, прокладка подводных трубопроводов, водосбросов, устройство водозаборов, подводное бетонирование и многое другое. Чтобы поднять такой поистине колоссальный объем сложнейших по всем направлениям работ, требовался квалифицированный труд водолазов особого назначения. В 1948 году для этих целей передается 12-й экспедиционный отряд подводно-технических работ Главного военно-речного управления.

Глава началась с промплощадки «Озеро», она же База-10 будущего закрытого города Челябинск-40, где специалисты ЭПРОНа пересеклись с работниками гидромеханизации, с чего, собственно, и началась предыстория треста «Гидромонтаж».

«Небольшая группа командированных от ЭПРОНа водолазов начала свою деятельность весной 1947 года, но тогда еще не было приказа о выделении ее в самостоятельное подразделение», — пишет в своей книге Юрий Николаевич Елфимов.

И далее он сообщает: «Летом того же года для форсирования работ по первому водозабору на площадку прибыла большая дополнительная группа водолазов во главе с Павлом Ароновичем Керцманом. С эпроновцами гидромеханизаторы не только вместе работали, но и жили в одном бараке на промплощадке. А подразделение, как самостоятельный коллектив ЭПРОНа, оформилось окончательно после завершения работ по водозабору, а точнее, в конце 1947 года. Обе конторы размещались тогда рядом, на площадке «Озеро» […]

Между тем опыт работы ЭПРОНа и гидромеханизации показал, что обе организации зачастую были довольно тесно связаны в технологической цепочке при строительстве гидросооружений, объектов водного хозяйства, да и многих других комплексов. Невольно возникали сомнения в целесообразности их раздельного руководства, управления, разграничения работ. Это понимали в Главпромстрое, и бывшую линейную контору №6 позже передали в распоряжение экспедиционного отряда №2, который размещался на площадке Базы-10. Так и получилось, что во вновь организованном подразделении объединились не только водолазы-строители и водолазы-монтажники, но и специалисты, рабочие и ИТР, которые имели дело с земснарядами и гидромониторами, дренажными системами и водопонизительными установками, буровыми станками и монтажом труб, целым рядом других работ специального назначения…»

У истоков создания треста «Гидромонтаж» стоял генерал А.Н. Комаровский; инженер-гидротехник по образованию, он долгое время руководил строительно-монтажным работами на стройках НКВД, затем МВД и Министерства среднего машиностроения. Он же организовал объединенное подразделение непосредственно на площадке, где строился первый атомный реактор. Спустя время оно станет именоваться монтажно-строительным управлением №105, а ныне это ОАО «Уралгидромонтаж».

— В 1956 году ГВРУ было упразднено, — рассказывает бывший старший водолазный специалист треста «Гидромонтаж» Михаил Николаевич Гуменюк, — а кадровый состав и водолазы были откомандированы в распоряжение Минсредмаша, сохраняя статус военнослужащих; они продолжали выполнять работы в интересах отрасли. После завершения службы водолазы и гидротехники оставались в нашей системе. Частично водолазные подразделения пополнялись за счет демобилизованных специалистов из Вооруженных сил.

20 февраля 1964 года приказом министра №70 все водолазные работы в отрасли передаются п/я 646 (трест «Гидромонтаж»). Создается водолазная инспекция, которая объединила весь личный состав этого профиля на объектах и площадках ядерной отрасли. Единая система позволила решать вопросы внедрения новых технологий, подготовки и переподготовки кадров, обеспечения техникой и средствами обеспечения водолазных работ, контроля за выполнением требований безопасности труда.

М.Н. Гуменюк проработал в системе треста «Гидромонтаж» 25 лет, из них 6-7 месяцев в году приходилось на командировки. С 1986-го по 1993 год он уже начальник отдела подводно-технических и водолазных работ Министерства атомной промышленности России, затем главный водолазный специалист Минатома.

— Обширна география мест, где трудились наши специалисты, — говорит он о работе треста «Гидромонтаж». — Мы участвовали в сооружении ПО «Маяк», Железногорского уранового гиганта и Сибирского химического комбината. Выполняли уникальные задания по сооружению водозаборов Гусино-Озерской ГРЭС, Ленинградской и Игналинской АЭС. Ими проведено подводное бетонирование на Степногорском гидроузле, Красноярской ГРЭС. Построены слипы в Судаке, Евпатории, Севастополе. Проложены дюкеры через Обь, Волгу, Енисей, Ангару, Оку, Томь, Даугаву и озеро |Байкал. Также кабели связи через Черное море (Севастополь — Болгария), на Балтике и Каспии.

Наша справка

В целях сохранения преемственности и структуры водолазной службы Минатома при выполнении аварийно-спасательных, подводно-технических, водолазных работ на объектах ядерного комплекса страны приказом министра от 07 сентября 1994 года №394 создается Центр аварийно-спасательных подводно-технических работ «ЭПРОН» (ЦАСПТР «ЭПРОН») — с сохранением всех функций предыдущей структуры, в том числе и функций водолазной инспекции.

Директором нового ЭПРОНа, выполняющим работы на всех АЭС и предприятиях ядерного комплекса, становится Михаил Николаевич Гуменюк. Главным инженером, с 1995 года, — Николай Иванович Худасов, также ветеран треста «Гидромонтаж».

В 2001 году были внесены изменения в уставные документы ЭПРОНа, и он становится Федеральным государственным унитарным предприятием с сохранением функций водолазной инспекции и статуса штатного аварийно-спасательного формирования (АСФ) с подчинением Департаменту безопасности, экологии и чрезвычайных ситуаций (ДБЭЧС) Министерства России по атомной энергии.