Золото Зарафшана

СЕВЕРНЫЙ ПОЛИГОН (Новая Земля)

Огромные неизведанные районы Арктики и в XX веке оставались «белым пятном» на карте мира. Удаленные земли, с подчас смертельным для человека климатом, долгое время хранили свои секреты, будучи неприступным бастионом на пути многих экспедиций. Арктика, как древнегреческая сирена, манила искателей приключений, но встречала неприветливо и даже сурово.

Новоземельские острова были открыты поморами в XI-XII веках. Новгородцы именовали их так в противоположность «старым» местам промысла на материке. О пребывании русских свидетельствуют православные кресты на могилах, — о них рассказывали западноевропейские мореплаватели, заходившие в здешние бухты и фьорды. Гораздо позже, с появлением техники, попытки обследовать эти районы получили реальный шанс на успех.

Один из важнейших арктических секретов второй половины XX века — создание ядерного полигона на Новой Земле. Участие специалистов «Гидромонтажа» в работах этого полигона занимает особое место в истории треста — одного из базовых предприятий Министерства среднего машиностроения СССР.

Для испытания ядерных зарядов мегатонною класса Новую Землю, или «Объект-700», как он назывался, выбрали не случайно. Считалось, что географическое положение и геологическое строение островов архипелага, в отличие от района Семипалатинского полигона, обеспечивают полную безопасность населения ближайших районов от радиационного и сейсмического воздействия подземных взрывов.

Необходимость создания полигона диктовало время и международная обстановка, сложившаяся после 2-й Мировой войны. США, применив в августе 45-го ядерное оружие против практически капитулировавшей Японии, стали монополистами в создании нового вида «средства воздействия». Гарри Трумэн прямо заявил, что «одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром». Ни больше, ни меньше. Вот откуда идет воинственная риторика многих звездно-полосатых президентов, включая нынешнего хозяина Белого Дома.

Это отлично поняла не только поверженная милитаристская Япония. Вопрос о том, нужно или не нужно Советскому Союзу проводить ядерные испытания, отпал сам собой. Следуя латинской поговорке, Si vis pacem, para bellum («Хочешь мира, готовься к войне»), в Кремле Сталиным были сделаны соответствующие выводы. Зато теперь Министерство экономического развития и торговли во главе с г-ном Грефом предлагает устроить на Новой Земле могильник для атомных отходов, не только, кстати, российских. Естественно, это предложение с одобрением было встречено в скандинавских странах, которые готовы выделить деньги на дорогостоящий проект, лишающий нынешнюю Россию единственного ядерного полигона. А в докладе международной экологической организации «Гринпис» вообще утверждается, что архипелаг — гигантский ядерный могильник.

К слову сказать, группа «рационально мыслящих» депутатов Государственной Думы, побывав на Новой Земле, предложила создать заповедные зоны и построить туристско-оздоровительный комплекс. Ведь радиационная обстановка в местах проведения испытаний ниже, чем в центре российской столицы — 7-13 против 18-25 микрорентген в час (вот, оказывается, в каком опасном месте живут москвичи!) Но для полигона это все равно означает одно — смерть.

Новая Земля — крупнейший в европейской Арктике архипелаг. Его площадь составляет 83 тысячи квадратных километров. Это одна территория Австрии или две цветочной страны Голландии. Он отдален от Архангельской области, в чьем административном подчинении находится, примерно на тысячу километров. От горизонта до горизонта раскинулась заснеженная равнина, царство полярной пустыни. Так рисовал эти места русский художник Борисов на Маточкином Шаре.

В проливе, на границе между Северным и Южным островами, расположился горный массив Кармакулы, взметнувшийся в небо белоснежными вершинами, между которыми сбегают в долины «невестиной фатой» застывшие реки ледников. Только бывалому капитану по плечу пройти это водное пространство, характерное резкими по высоте перепадами дна. Холодная пустыня между Баренцевым и Карским морями настолько подавляет своим величием и кажущимся безмолвием, что поневоле ощущаешь единство пространства и времени. Эта земля, словно окутанная полярной ночью и морозами, нижний предел которых остается неизвестным (кстати, изучено 300 метров вечной мерзлоты) — обитель метелей, которые свирепствуют более 200 дней в году. На первый взгляд, никого и ничего. Лишь неожиданно вспыхивают в полнеба — так, что замирает сердце, — частые в этих краях мощные северные сияния — магнитные бури.

В поистине космическом пейзаже господствует ледниковый покров — крупнейший «холодильник» России площадью почти 20 тысяч, а протяженностью более 400 километров. Ледник возвышается над прибрежными горными цепями, которые тянутся вверх на 1200 метров (наивысшее достижение арктических Альп — 1547 метров). Полярные пустыни архипелага, на одну четверть покрытого ледниками, занимают лишь узкую прибрежную полосу Северного острова, вся остальная территория принадлежит арктической тундре.

Жить на островах трудно, но можно. Это свидетельствуют поголовье тюленей и моржей, «греющихся» на льдинах или сотни птичьих базаров. Птицы — здесь их около пяти миллионов — занимают каждую расщелину в прибрежных скалах. Раскатистый и пронзительный визг, свист, хриплый хохот и крики сотен тысяч каер, чистиков, крупных чаек-бургомистров сливаются в сплошной рев. Иногда неразлучная парочка — белый медведь и его неизменный спутник песец — в поисках пищи посетят царство вечной мерзлоты, проходя Новую Землю от моря до моря.

Забегая несколько вперед, можно сказать, что не один десяток лет экологи пытались найти здесь пресловутых мутантов, жертв ядерных испытаний. Судя по всему, поиски оказались безуспешны. Причем, сотрудники Центра здоровья диких животных ВНИИ охраны природы исследовали не оленей и птиц, а самые простейшие организмы — рачков. Именно на них воздействие сверхмощных взрывов должно было сказаться в первую очередь. Но отклонений не обнаружено, они живут, сохраняя биологический вид.

С 1955 года на Новоземельском полигоне проводился ряд подводных, надводных, воздушных и подземных испытаний. А чтобы исключить радиоактивное загрязнение биосферы, требовалось пробурить сверхглубокие скважины с большим диаметром. Этим и занимались специалисты «Гидромонтажа», прибывшие в «столицу» одного из самых закрытых мест России — микроскопический городок с милым названием Белушья Губа, построенный в 60-м году и изрядно обветшавший за сорок с лишним лет. Нынешнее его население невелико — всего несколько тысяч человек, включая военных, гражданских и детей.

В «вахтовый» период работы треста на Новой Земле здесь находились дивизия ПВО, пограничники. Встречались и подтянутые офицеры в военно-морской форме (сейчас людей в погонах значительно меньше). Развлечений почти никаких, климат — мало располагающий к прогулкам. Правда, можно съездить в гости, благо все рядом и транспорт под боком: олени тут бродят вдоль дорог, как собаки. Говорят, что сначала это удивляет, потом привыкаешь.

Наша справка

5 марта 1958 года постановлением Совета Министров «Объект-700» преобразовывается в Государственный Центральный полигон №6/6 ГПЦ/МО СССР.

30 октября 1961 года. Испытание на высоте 4500 метров самой мощной 24-тонной (цифры разнятся) в истории термоядерной бомбы, окрещенной на стадии разработки «Иваном», а позже, с подачи Никиты Хрущева, названной «кузькина мать». Взрыв был произведен на высоте 4500 метров.

1963 год. Вступил в силу Московский договор о запрещении испытаний ядерного оружия. Все взрывы «ушли» под землю, в штольни (горизонтальные выработки в горах) и скважины на глубину 700 метров и более.

18 сентября 1964 года. Первый подземный взрыв осуществлен в штольне «Г». Всего с 21 сентября 1955 года по 24 октября 1990 года, когда был объявлен действующий мораторий, на Северном полигоне проведены 132 ядерных взрыва: 87 атмосферных, в том числе 84 воздушных; один наземный — 7 сентября 57-го года; два надводных — 27 октября 61-го и 22 августа 62-го; три подводных — 21 сентября 55-го, 10 сентября 57-го и 23 сентября 61-го года и 42 подземных.

27 февраля 1992 года Борис Ельцин подписал Указ №194 «О полигоне на Новой Земле», в котором объект определен как Центральный полигон Российской Федерации. В настоящее время он функционирует в полном соответствии с президентским указом от 5 июля 93-го года за №1008. На совещании, которое провел три года назад на Новой Земле Сергей Иванов, министр обороны заверил, что «Объект-700» будет «и поддерживаться, и развиваться».

В 1971 году трест «Гидромонтаж» получил ответственное правительственное задание. В этот период МСУ-24 уже вело буровые работы на Семипалатинском полигоне и выбросило первый десант на архипелаге Новая Земля. Первыми руководителями участка №5 были Н.А. Щербань (1970 годы), А.Г. Харыбин (1971-1973 год) и В.В. Кравцов (1973-1975 годы).

— В 1967 году Министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский принял решение о создании собственного бурового предприятия для сооружения глубоких технических скважин под ядерные взрывы, на базе существующего тогда МСУ-24 — предприятия по водоснабжению своих площадок и объектов Министерства обороны, начальник — В.Г. Лукин. Так началось становление специализированного предприятия. К его созданию «приложили руку» начальник 12-го Главка А.С. Пономарев, куратор З.Н. Кудин, начальник треста «Гидромонтаж» Я.А. Кузнецов и главный инженер С.Ф. Береснев. Для этого были выделены серьезные средства на оборудование, строительство жилья, получены лимиты на прописку специалистов, привлекаемых со стороны.

Когда руководителем предприятия стал С.М. Гамзатов, с ним пришла группа нефтяников, знающих технологию глубоких скважин и оборудование: В.К. Агеев, Я.И. Авдеев, С.Б. Вихорев, В.И. Петроченко, В.А. Ткачев, Р.Б. Ханбеков, Б.В. Черных, Н.А. Щербань и другие.

А.Г. Харыбин особо заметил, что в 1970 году начались работы по созданию технических скважин под ядерные взрывы в разных геологических условиях: «Большой Азгир» — в пластах соли для возможного создания герметичных полостей для хранения, и на полигоне «Новая Земля» — в однородной толще известняка для более мощных зарядов. В связи с этим в 70-м было организовано срочное (из-за короткой навигации) приобретение бурового и вспомогательного оборудования, а также его доставка в бухту «Башмачная» архипелага Новая Земля.

По словам ветерана треста, первым на плавучий причал бухты высадился отряд буровиков во главе с заместителем главного инженера управления Н.А. Щербанем, инженерами В.А. Стручковым, Р.Б. Ханбековым, О. Беловешкиным, механиком Ю.Г. Осиповым.

— Из-за нехватки времени и опытных специалистов, — продолжает свой рассказ Анатолий Григорьевич, — участок № 5 был укомплектован на 70 % молодыми специалистами — выпускниками 1970 года из Гурьевского нефтяного техникума и Хадыженского нефтяного ПТУ. Впоследствии я диву давался, как эти «салажата», в условиях приближающейся зимы и полярной ночи, сумели смонтировать, запустить и начать проходку первой разведочной скважины глубиной две тысячи метров.

И пусть они это сделали с определенными недостатками и в усеченном виде. Первые есть первые: П. Балдуев, М. Тащанов, О. Сенин, М. Хусаинов, С. Митрясов, Г. Стариков, В. Шмалько, В. Литвинов; механизаторы — В. Кучеров, В. Фауликин, В. Адонин; геофизик В. Тараданчик, токарь Н. Великанов; ветеран войны, дизелист Н.А. Степкин, старший дизелист С. Макарин.

Начинали с белого арктического листа. Специалисты оценили территорию южной части архипелага на предмет ее экспериментальной пригодности. Затем провели геологическую разведку полигона на глубину 2000 метров (путем бурения скважин 10-2 и 10-3). Провели геофизические исследования для изучения физико-химических свойств горных пород. Из специализированных и общесоюзных институтов привлекли лучших ученых, физиков, конструкторов и проектировщиков — для выполнения сложных программ, гарантирующих успех испытаний.

— Хочется отметить, — вспоминает Иван Титович Лебедев, главный геолог ОАО «Трест Гидромонтаж», — вклад Института ядерной геофизики (ВНИИЯГ), а именно директора Олега Леонидовича Кузнецова (ныне академика РАН) и его сотрудников: А. П. Осадчего, К. В. Некрасова, В. В. Смирнова, Л. В. Кузнецовой, В. Ф. Рыжова. Они проводили полевые геофизические исследования, позволившие обосновать выбор участков под испытательные скважины. Проектные работы выполнялись конструкторским бюро института Промниипроект под руководством Юрия Александровича Валентинова и его сотрудников — В. Ф. Дороднова, Е. П. Козлова, Ю. Н. Семака, В. И. Сицко, Н. А. Венько и многих других, с которыми у нас сложились творческие отношения.

— Когда испытывали «изделие», нам поручили бурить самый глубокий ствол, — поясняет Александр Александрович Беликов, ветеран треста, известный уже нам бурению шахтных стволов в Зарафшане. — Прибыл на Новую Землю со своим «экипажем». Был 1971 год. Со мной из Донбасса, где я был начальником участка, прибыли восемнадцать человек, почти целая бригада. Мне дали «добро», чтобы я набрал своих людей. Помню, местные комитетчики даже выразили недовольство: почему, мол, забираешь специалистов? «Я их тут вырастил за эти годы, — отвечаю, — это мои воспитанники. А на Севере из белых медведей при всем желании специалистов не сделаешь».

Впервые в практике Крайнего Севера трест «Гидромонтаж» внедрил эффективный метод реактивно-турбинного бурения скважин большого диаметра (РТБ). Уникальная технология была разработана группой конструкторов во главе с Георгием Ивановичем Буллахом в Московском институте буровой техники (ВНИИБТ). Совокупность изысканий позволила в очень сложных геологических условиях, в короткие, сжатые сроки, пробурить ряд глубоких скважин большого диаметра, в которых были проведены испытания самых мощных в мире ядерных зарядов.

В апреле 71-го на Новой Земле произошло невероятное и драматическое событие, о котором, спустя многие годы на страницах «Литературной газеты» написал Владимир Губарев — автор многих книг и статей по ядерной тематике. По его словам, «вся эта история напоминает фантастический роман с невероятными приключениями, загадочными событиями и благородными героями. Если бы я не знал почти всех участников событий, то никогда бы не поверил в реальность происходящего».

Согласно приведенным свидетельствам, к взрыву готовили три заряда. Главной задачей эксперимента являлась проверка боевого блока, стоящего на вооружении Советской армии — на ударных атомных подводных лодках и наземных ракетных комплексах. Под горой Шелудивой шахтеры заранее «пробили» штольни. Ядерные взрывные устройства привезли из Челябинска-70: в этом засекреченном городе их изготовляли для различных полигонов.

Председателем Государственной комиссии был назначен Г.А. Цырков. Столь высокий уровень подчеркивал особую важность испытаний, ведь начальник 5-го Главного управления Минсредмаша Георгий Александрович с августа 49-го года являлся правой рукой самого Курчатова, а точнее, его зоркими глазами. Он знал все о подготовке испытания первой атомной бомбы и докладывал о малейших погрешностях, если таковые случались.

Вот что рассказал Губареву один из участников эксперимента, капитан 1-го ранга Георгий Кауров, в то время начальник отдела полигона:

— Тряхнуло очень сильно. Впечатление, будто один взрыв… Американцы тоже так думали. Впрочем, такое у меня бывало не раз: испытывали несколько зарядов с интервалом в миллисекунды. Однажды даже шесть штук взорвали разом… Идея, конечно, блестящая! Штольня одна, аппаратура измерительная — тоже один комплект, а информацию «вытаскивали» по каждому взрыву в отдельности.

Горка, как положено, поднялась и опустилась. Помчались к устью снимать результаты регистрации. Каждый свое дело знал, а потому работали четко, слаженно и привычно. Есть такое понятие: «первый бросок». Это когда люди мчатся снимать пленки. Если будет выход радиации, то они «засветятся» и потеряется информация.

— Перед взрывом выстраивается колонна вездеходов, машин, — продолжал свой рассказ Кауров. — На высоте 132, где находится КП, качнуло… Звучит: «Не кочегары мы, не плотники», и — по машинам, двигатели которых давно работают… над эпицентром вертолет висит, — он в воздухе меряет, я на земле. Выхода радиоактивных газов нет, все нормально. Однако, смотрю, у «издельщиков» грустноватый вид, скучные они. Значит, что-то почувствовали…

Уже потом предположили, что заряд раскидало, а самого ядерного взрыва не было. Долго обсуждали ситуацию, очень хотелось, чтобы взрыв все-таки прошел, потому что никто, естественно, не желал идти в штольню. Наконец, председатель Государственной комиссии принял решение, что все сработало, и на том поставил точку! Он — последний, кто покидал «изделие», а уже потом первый бетон шел на забивку.

Отчет глава Средмаша Славский принял. А через два месяца неожиданно пригласил к себе Ныркова и его коллег. Тут-то они и узнали: у министра особое мнение по проведенному эксперименту. Вроде бы ему надо было положиться на мнение ученых и конструкторов, а он категорически заявил: «Изделие не сработало, любой ценой выяснить причину отказа, потому что аналогичные заряды стоят на армейском вооружении!» О своих опасениях Славский проинформировал руководство страны.

Драматичность ситуации заключалась в том, что и специалисты, имеющие прямое отношение к испытаниям, стали сомневаться — все ли три изделия взорвались?.. Чтобы прояснить положение, следовало вскрыть штольню. Между тем, смертоносное устройство могло прийти в действие в любую секунду… «Добро» на вскрытие было получено, и шахтеры из Желтых Вод довольно быстро прошли выработки.

Владислав Берниковский, в те дни эксперт, а впоследствии Главный конструктор ядерного и термоядерного оружия, рассказывал Губареву, что взрыва действительно не произошло. Он лично посветил автомобильной фарой в камеру и с ужасом обнаружил, что изделие висит! Где именно произошел сбой, было не понятно. Достаточно легкого прикосновения и…

Проходчики смастерили палубу чуть ниже изделия, имевшего круглую форму, с предосторожностями отстыковали аккумуляторы и вздохнули с облегчением — все, взрыва не будет. Начали смотреть: почему произошел отказ? Быстро обнаружили в цепи разрыв, разъем не состыковался, и из-за этого не прошла команда. Бомбу мягко уложили на дощатый настил, предварительно положив матрасы.

Дожидаясь приказа, что делать с изделием дальше, проходчики приняли «на грудь», чтобы снять колоссальное напряжение, а заодно провести внутреннюю «дезинфекцию» организма. Хотя какая тут, к лешему, дезинфекция…

— Мы готовы были его разобрать на месте и вытащить, — продолжает свой рассказ Берниковский, — но нас вызвали на доклад к Ефиму Павловичу. Показали ему все — фотографии, пленки. Он сказал: не трогайте, пусть там остается… И вновь оказался прав: два года бомба находилась там, потом в той же штольне новый эксперимент проводили…

Так закончилась эта эпопея, которая могла привести к большой беде. Безусловно, техническая сторона дела имела главное значение. Но без человеческой составляющей полигон на Новой Земле трудно представить. Просто невозможно. Люди, пришедшие сюда, чтобы «ковать» ядерный щит страны, имели громадный производственный опыт работ, приобретенный ими в Донбассе, Семипалатинске, Средней Азии и на других строительных площадках.

Как уже отмечалось выше, для работ по ядерному проекту трест «Гидромонтаж» пригласил из донецкого «Спецшахтобурения» грамотных специалистов, имевших положительный опыт бурения вентиляционных стволов в шахтах способом РТБ под руководством Михаила Дмитриевича Леонова.

Первыми руководителями участка №5 были Н.А. Щербань (1970 год), А.Г. Харыбин (1971-1973 год) и В.К. Коротков (1973-1975 год).

— Истинный расцвет предприятия наступил в 1971 году, — вспоминает А.Г. Харыбин, — с приходом на должность руководителя МСУ-24 М.Д. Леонова — великолепного специалиста, прекрасной души человека, работать с которым мне довелось до его преждевременного ухода из жизни в мае 83-го.

После посещения Леоновым и представителем Минсредмаша Новой Земли в июле 1971 года, А.Г. Харыбин, как начальник участка №5, стал получать от руководства предприятия особую помощь. Во-первых, работникам дали разрешение на приезд жен, и параллельно, «использование» женщин на должностях кладовщиков и поваров. Женские руки совершили чудеса в вопросах быта и, главное, питания. На каждой площадке была организована столовая с холодильными камерами, электрическими котлами и плитами, то есть люди жили и работали в нормальных условиях. Плюс кино, баня с парной, бильярд и библиотечка. Главное, что людям не было необходимости перемещаться по холоду, хотя у каждого было место в общежитии, где он мог побыть в свой выходной день. Нелегкие дни зимовок скрашивал «прекрасный пол», совместно с военнослужащими и буровиками организовавший самодеятельность.

— Естественно, М.Д. привлек с собой специалистов из Донбасса, — продолжает рассказ Анатолий Григорьевич. — В предприятии появился главный инженер Владимир Петрович Коротков, начальник технического отдела Л.С. Матюшенко; инженеры А.Н. Пышкин и В.А. Шохин; начальник спецучастка №1 на Семипалатинском полигоне Л.Н. Любимцев — грамотный инженер и отличный организатор; старшие прорабы по бурению В.К. Кравцов и А.А. Беликов — весьма эрудированные и опытные специалисты. Впоследствии они возглавляли самостоятельные подразделения в Гурьевской, Иркутской, Бухарской и других областях.

К рассказу Анатолия Григорьевича добавлю еще несколько фамилий тех, кто работал на Новой Земле: B.C. Соколов — главный механик управления, А.Г. Алексеев — электрик-механик буровых установок, И.Л. Щербина и Н.Л. Щербина — буровые мастера.

На Новой Земле известные РТБшники быстро организовали специализированный участок работ №5. В его организации помогали уже упомянутые выше куратор министерства Зиновий Никифорович Кудин и главный инженер треста Сергей Федорович Береснев.

— В условиях царствования полярной ночи и летнего дня, труд был нелегким и требовал больших психологических и физических усилий человека, — рассказывает Александр Александрович Беликов, в те времена старший прораб буровых установок. — Зная все это, М.Д. (Леонов), как руководитель, дал «зеленую улицу» вахтовому методу: три месяца работаешь, один — на материке отдыхаешь.

Удаленность от семей, замкнутый коллектив, отсутствие спиртного — «сухой закон» — и консервированная пища частенько раздражали людей. Ветеран треста Харыбин рассказывал, что жили по четыре человека в комнате, казарма щитовая и довольно-таки холодная. На работу доставляли трактором — в вагончике, установленном на сани, так как колесный транспорт ЗИЛ-131 и ГАЗ-66 в этих условиях оказался зимой бесполезным. Пищу довольно плохо готовили, как он выразился, «солдатики». Выручал (еще до приезда женщин-поваров) магазинчик, где по совместительству работала Валентина Терентьевна Беловешкина: там было разнообразие всяческих консервов.

— В.К. Кравцову дали задание пробурить калибровочную скважину Ю-3 под малый заряд, — объясняет А.А. Беликов, — а мне поручили пробурить скважину Ю-1 глубиной 1500 метров под ядерный заряд, который уступал только 50-ти мегатонной термоядерной бомбе, сброшенной с самолета 30 октября 61-го на Новоземельском полигоне. В условиях полярой ночи и полярного дня труд был нелегким и требовал больших психологических и физических усилий. Поэтому действовали так: три месяца работы, один месяц отдых на материке. К 1 973 году мы успешно пробурили Ю-1, увеличив, по решению специалистов, проектную глубину на несколько сот метров для страховки.

Грунт остался поднятым на два — два с половиной метра, хотя уже прошло достаточно времени со дня испытаний. Водоем, откуда брали техническую воду для бурения, исчез, окружающие его холмы уменьшились в высоту на 20-25 метров. Выбракованные бурильные трубы диаметром 17 сантиметров с толщиной стенки 12 миллиметров и длиной 12 метров, какой-то великан свернул в штопор.

Остается добавить, что скважина Ю-1 была первой с такими параметрами в Советском Союзе.

— М.Д., являясь членом Госкомиссии, лично участвовал в забивке ядерного заряда, — продолжает рассказ А.А. Беликов. — Был непосредственным участником ядерного испытания, то есть находился в группе особого риска. Все прошло, к счастью, успешно. Мощность взрыва трудно себе и представить: в его эпицентре близлежащие сопки превратились в озера, озера — в сопки…

В 1974 году начальник МСУ-24 М.Д. Леонов вновь участвовал в спуске и забивке ядерного заряда на скважине Ю-6. Да, люди, выполняя свою работу, рисковали жизнью. Но, как выяснилось, не только они.

Ветераны полигона рассказывают такую байку, когда белого медведя — единственный, преступный элемент на архипелаге — якобы засекли в районе штольни за несколько дней до эксперимента. Нарушителя режима долго, мол, отгоняли вездеходом. Косолапый ревел, злобился, но от машины, воняющей соляркой и лязгающей гусеницами, все-таки предпочел убраться. Ушел и ушел. О нем забыли.

Заканчивались работы по установке 50-метровой бетонной «пробки», которая должна закупорить штольню с атомным зарядом в середине горы. Получено «добро» из Москвы, можно взрывать. Запушена автоматика, начался обратный отсчет времени, и тут на мониторах возникла хмурая медвежья морда, — острый взгляд, уверенный вид — недовольный чем-то хозяин, да и только. Оказалось, преступник «нарисовался» на площадке перед штольней среди контейнеров с измерительной аппаратурой!

На скорую медвежью охоту вызвали винтокрылую машину. «Вертушка» рванула к объекту. Как гласит местный анекдот, в архивах Пентагона хранятся «странные снимки» из космоса: русский вертолет, выполняя необычные маневры, гоняет медведя в районе ядерной штольни.

Мишку, дескать, обнаружили случайно, дня через три. Он, бедняга, лежал в расселине. Штатный (без аварийных выбросов) взрыв убить его явно не мог. Значит, когда вертолет улетел, медведь опять повернул к горе, а резкий подземный толчок сбросил его со скалы на острые камни.

Члены Государственной комиссии — те, кто непосредственно принимал участие в экспериментах и отвечал за работу «изделия», — составляли группу особого риска. Обычно испытания проводились в самое удобное, по климатическим параметрам, время, — принимали во внимание «розу» ветров, чтобы шлейф «грязи» не ушел через Баренцево море на Скандинавию, — те неоднократно заявляли протест Советскому правительству.

— Существовало правило: после окончания забивочных работ, когда изделия были на месте, а комиссия ожидала соответствующую «розу ветров», накрывался общий стол и в застолье вместе с буровиками, независимо от чинов и званий, принимали участие кроме нас с М.Д. Леоновым, — вспоминает А. Г. Харыбин, — все члены госкомиссии, которым, по их словам, уже приелись «цыплята табака» и поэтому они соскучились по простому столу: картошечка, капуста, огурчики соленые, сало, оленина, пельмени, рыбка — на все были горазды наши милые женщины-повара.

Но это что касается того, что было «после». А вот «до», то есть на «ядерный экзамен» члены комиссии, в основном капитаны первого ранга, собирались в специально оборудованном помещении. Офицеры, как люди военные, приходили заранее.

— Доложите, все прибыли? — спросил вице-адмирал, «хозяин» острова.

— Вахрамеева еще нет, капитана 1 -го ранга.

— Время уже. Не будем ждать. Начинайте совещание.

Тут открывается дверь, заходит Вахрамеев.

— Почему опаздываете?!

— Никак нет, товарищ адмирал. У меня еще минута в запасе.

— Выбрось свои часы.

Тот снимает часы, — адмирал же сказал! — подходит к окну и выбрасывает их в форточку. А снега, заметим, было по самую крышу. Огромные сугробы намело. Выбросил Вахрамеев свои часы, и сел. И надо такому случиться, что в этот самый момент в углу подала голос радиостанция «Маяк»: «Пи-пи-пи… Московское время десять часов». Адмирал оказался человеком последовательным: он снял с руки свой хронометр и отправил его туда же. Ситуация разрядилась. Ну, а солдаты, изрядно потрудившись, потом разыскали часы — и те, и другие.

Собирая материалы по испытаниям на Новой Земле и роли треста «Гидромонтаж», я наткнулась на публикацию в уважаемой газете «Труд» от 26 января 2001 года под броским заголовком «»Ю-5″ — ядерный ад», которая, поначалу, меня обескуражила. Приведу ее почти целиком, полностью сохранив авторский стиль.

«Передо мной официальный документ: справка. В углу справа: «Утверждена постановлением правительства Российской Федерации от 8 июля 1997 года №850». Слева: «Российская Федерация, Московская область, ОАО МСУ-24, «Гидромонтаж», адрес 143392, Московская область, Наро-Фоминский район, пос. Селятино». Содержание справки: «Выдана Гарифьянову Наилю Шарифьяновичу, который в период с 17.09.73 г. по 25.12.75 г., с 25.12.75 г. по 06.04.76 г. принимал непосредственное участие в испытаниях ядерного оружия». Далее — пояснение: «Работы проводились: Новоземельский ядерный полигон, Харабалинский полигон».

Вышло так, что в начале 70-х, в разгар знаменитого нефтяного бума, татарский парень по имени Наиль из глухой башкирской деревни, работал помбуром в самом центре этого самого бума — в Мегионе. И личные его дела поворачивались таким образом, что денег надо было больше, чем даже он там зарабатывал.

Попалось на глаза объявление о том, что МСУ-24 треста «Гидромонтаж» приглашает рабочих по его специальности, обещает двойную зарплату. Написал по указанному адресу — пришел вызов странного характера. Мол, увольняйтесь, но не выписывайтесь и с воинского учета не снимайтесь. Это будет командировка.

Наиль был молод и по молодости ничего не боялся. Работа, сказали, обыкновенная — бурить. Правда, далековато от родных очагов. Вот командировочное удостоверение, деньги, самолет там-то и тогда-то. Подписка о неразглашении — само собой. Так и оказался на архипелаге Новая Земля, где ему в составе бригады бурильщиков предстояло дырявить скважину, носящую название «Ю-5».

И Гарифьянов, и его товарищи, тоже отовсюду навербованные, полагали, что бурят скважину под ракету. С военными на эти темы разговаривать бесполезно, а кроме них — никого. Но жить, в общем, можно. Кормят хорошо, одевают, обувают, отношение уважительное. Стало все понятно, когда начало приходить оборудование с надписями: «Привет из Семипалатинска!» Семипалатинский полигон тогда уже был известен.

Работа на «Ю-5» еще не была закончена, когда его 11 месяцев командировки прошли. Тот же самолет доставил Наиля в Москву. Цифры в ведомости зарплаты были таковы, что он согласился продлить контракт еще на полгода.

Вернулся к своей скважине. И уже почти добурили ее, как оказалась готовой к работе соседняя «Ю-7». Их увезли от нее потом на несколько сотен километров, но как тряхнуло — они почувствовали. Узнали позже: что-то там недорассчитали, и взрывом скважину разорвало. Образовалась щель километра на четыре до моря и в другую сторону километров на 15.

Бригаду, в которой работал Наиль, принялись уговаривать ехать забивать эту дыру. Обещали бешеные деньги и спирт каждый день. Никто не согласился. Но добивать свою «Ю-5» хочешь, не хочешь, а надо.

Вернулись. На точке было как-то нехорошо. Жуткий запах мертвечины и вообще черно кругом. Раньше как-то не думали, а тут заговорили — километрах в 15 полигон, где проводились наземные ядерные испытания. Вот, собственно, и все. Вернулся Наиль в Мегион.

Но потом он стал болеть. По временам задыхался, периодически накатывали дикие головные боли, отнималась левая рука… и белокровие. Врачи ничего не могли понять, а он ничего им не мог объяснить. Подписка о неразглашении — дело серьезное. После лечения становилось лучше, но потом все возвращалось.

Наиль перестал чувствовать запахи, ощущать разницу между соленым, кислым или горьким. Представьте себе самочувствие человека, который что бы ни ел, а вкус — будто жует тряпку.

В этом состоянии он и приехал на жительство в Екатеринбург, где из-за здоровья его, владеющего несколькими рабочими профессиями, долго никуда не брали. Наконец, удалось устроиться на завод слесарем, после чего он и вышел на пенсию.

Ее ему начислили в 411 рублей. Справки дали право встать на учет в Центр радиационной медицины, где лечат «чернобыльцев». Никаких других льгот не полагается. Они даются по закону ветеранам подразделений особого риска. Однако к ним относятся только военнослужащие, участвовавшие в испытаниях ядерного оружия, и лишь те гражданские лица, которые работали на полигонах по найму в Вооруженных силах. Это и секретарши, повара, продавщицы — люди, за весь срок своего контракта не видевшие ни скважины, ни штольни… Рабочие МСУ-24 треста «Гидромонтаж», который ранее входил в систему Минсредмаша, почему-то не являются ветеранами подразделений особого риска».

Такая вот история. Мне искренне жаль этого пожилого человека со II группой инвалидности, который несколько раз в год вынужден ложиться в больницу. И прав журналист, поднимая вопрос о гражданских специалистах, которые по закону не относятся к категории ветеранов особого риска. Однако описанные им события вызывают сомнение. Прочтя статью, я обратилась к воспоминаниям Александра Александровича Беликова, к тем самым скважинам Ю-5 и Ю-7, где, по утверждению Наиля Гарифьянова или автора статьи, стоял «жуткий запах мертвечины». Перед каждым взрывом личный состав полигона эвакуировали на Карскую сторону Новой Земли.

— В 1975 году впервые на скважине Ю-5 были спущены два ядерных заряда (так называемая гирлянда) и один заряд — на Ю-7. Наша задача — провести испытания одновременно, с разницей почти в доли секунды: это «почти» не позволяло американцам знать, сколько именно зарядов заложено в скважину, и определить хоть какие-то характеристики центрального, самого мощного из них. Впрочем, сомнения американцев — это их проблемы. В Государственную комиссию был включен М.Д. и я, к тому времени главный инженер участка. Командный пункт находился на расстоянии 10 километров от каждой из скважин. Рассказывали, что в момент взрыва можно было видеть, как гора сделала вдох, потом снежный покров и прибрежные воды Баренцева моря ушли в облака, а земля под ногами превратилась в дно болтающейся на волнах лодки — ощущение не для слабонервных.

По итогам испытания большая группа рабочих и ИТР была представлена к правительственным наградам, а М.Д. Леонов награжден орденом Трудового Красного Знамени. Так что напутал Наиль Гарифьянов или автор статьи в газете «Труд».

Трудно перечислить всех, кто работал на Новой Земле. Однако необходимо вспомнить ведущих специалистов, работавших на Новой Земле: Н.А. Щербаня, В.К. Кравцова, А.Г. Харыбина, Л.С. Матюшенко, Л.Х. Косумьяна, А.Г. Алексеева, бурильщиков и сварщиков Г. Акимова, А. Персиянцева, Ф. Бабушкина, буровых мастеров — И. Щербину, Н. Щербину; М. Титова, Н. Хворостяна, И. Солдатова; О.В. Беловешкина, Л.Ф. Карпова, М.В. Кулагина, Н.Н. Кривенко.

Представим себе штольню, уже приготовленную к взрыву, в которую уходит змеиное переплетение кабелей. Там, окружив заряд, гнездится множество датчиков, готовых в доли мгновения перед гибелью вобрать в себя информацию о взрыве и моментально передать наружу его многомерный «портрет» — сотни фотопленок. Вся глубокая штольня затрамбована сталью и бетоном, чтобы кляп не вылетел из каменного горла и радиоактивный ад не полыхнул в атмосферу.

Забивочные работы шли круглосуточно, особенно тяжелы они были ночью. Самый сложный период для их проведения — октябрь и ноябрь: бетонный завод должен работать как часы, иначе холод и зимние дороги помешают процессу, а это недопустимо в начиненной взрывными устройствами и диагностическими системами штольне. Но вот бетонная пробка на своем месте, и теперь ядерный джинн закупорен в гранитную бутыль, а драгоценный, грозный, трудно добываемый результат отправляется на исследование в научные центры. Точнее, отправлялся…

«Штольня на Новой Земле! Вход в нее всегда напоминал о вечной мерзлоте — удивительно белые кристаллы воды и снега на слое грунта, казалось, ведут в царство вечности. Сколько же пришлось протопать по шпалам этих горизонтальных выработок в горах по берегам пролива Маточкин Шар, в конце которых устанавливались ядерные устройства, а вдоль всей штольни — диагностические приборы, — писал в своих воспоминаниях Виктор Николаевич Михайлов, министр России по атомной энергии с февраля 1992 по март 1998 года. — Это многие сотни километров! Вы знаете, что такое абсолютно черное пространство? Я ощутил это, когда в глубине штольни вдруг отключалось освещение, тогда просто садился на рельсы и видел только огонек своей сигареты».

Хотя на Новой Земле немало романтичных названий — мыс Желаний, мыс Любви, залив Благополучия — жизнь здесь таковой не назовешь. Бесконечная, как будто чернильная, темнота полярных ночей, штормовые ветра, сбивающие взрослого человека с ног, снежные бури, сильные морозы.

— Выручали книги, — вспоминает Иван Титович Лебедев, — и любимая радиостанция «Маяк», связывающая нас с Большой Землей. Несмотря на обстоятельства, люди сохраняли бодрость духа, поддерживали друг друга, отдавая частицу сердца и жизни. Они решали государственные задачи — работали на совесть.

Согласитесь, кому-то из нынешнего поколения трудно себе представить более чем скромную компенсацию, кроме зарплаты, за неизбежные на Крайнем Севере повышенные затраты труда. А они, ветераны, так и жили — интересами страны. Впрочем, радости тоже имелись. Главное, уметь их находить.

Наступал полярный день и приносил короткое облегчение северного лета: вот уже зазеленела тундра, ожили яркие цветы. Бесчисленные стаи птиц от гула «вертушек», облетающих территорию, срываются со скалистых выступов и гигантским роем устремляются ввысь… Отдыхали (особенно в период ожидания погоды) на рыбалке, говорят, она всегда была веселой и удачливой: новоземельская красная рыбка — голец, просто изумительна. А бесподобный омуль?.. А как ездили на экскурсию по проливу Маточкин Шар в сторону Карского моря, слышали?.. Что уж говорить об охоте в середине мая, когда прилетают гуси или в середине февраля, когда приходят дикие олени. Удавалось-таки разнообразить ежедневное меню.

И везде, где есть русские люди, балагуров хватало. О шутках, которые рассказывают ветераны в сугубо мужских компаниях, или о преферансе, воздержусь.

— Был год 73-й или 74-й. Как-то в период вынужденного безделья члены государственной комиссии, человек пять, собрались у меня, чтобы перекинуться в карты. Я сам не играл, — был самый младший по рангу и по возрасту, сорока лет еще не исполнилось, — улыбаясь воспоминаниям, рассказывает Александр Александрович Беликов. — От нечего делать вышел в прихожую, где висела верхняя одежда. Взял адмиральскую шинель, фуражку. Как глянул на себя в зеркало — адмирал, чисто адмирал! Шторки раздвинул, захожу в комнату и зычным голосом командую: «Встать!» Они все вскочили и замерли. И только тогда меня ударило, что же я наделал? Вижу, Леонов смотрит на меня уничтожающим взглядом. Оценив ситуацию, вице-адмирал говорит: «Да, Михаил Дмитриевич, действительно у Сан Саныча командный голос, адмирала по стойке смирно поставил».

Еще ветераны треста рассказывают о «невинной» традиции сунуть в рюкзак отъезжающему ржавую железку. Даже зная об этом, все равно попадешься, и только дома обнаружишь поневоле привезенный сувенир.

— На Новой Земле работали удивительные люди, — говорит Иван Титович Лебедев. — Как не вспомнить весельчаков-балагуров В.К. Малину, А.Н. Пышкина, В.Т. Барышникова, И.Ф. Солдатова, поддерживающих боевой дух многочисленными байками о белой медведице или о рыбалке. Слава Тараданчик мог четверо суток подряд проводить геофизические измерения в скважине, отводя на сон два-три часа в сутки, а мог и проспать часов 16 подряд! Геолог Николай Венько не только хорошо знал свою специальность, но мог поговорить даже с… леммингом (полярная мышь). «Мой друг, скоро начнется извержение, вам пора уходить», говорил он ей. Но уходить с обетованной земли не хотел ни лемминг, ни ненецкая община во главе с Тылко-Вылкой. Не могли покинуть пещеры обитые обломками фанеры с берега моря, и завешанные оленьими шкурами с очагом в центре — топили по-черному. Но перед началом работ общину все-таки переселили в благоустроенные дома под Архангельском.

Бывали на Новой Земле и трагедии: тонули люди, переезжая залив на тракторе; одного рыбака унесло отливом в море, и он замерз; белый медведь разорвал человека прямо на крыльце казармы… На архипелаге всегда существовал неписаный закон: увидел мишку, — срочно сообщи об этом. По местному радио сразу предупредят: «Вниманию жителей гарнизона. В поселке появился белый медведь…»

Несмотря на внешнюю медлительность и кажущуюся неуклюжесть, могучие звери, под два метра ростом, совершают прыжки на шесть-восемь метров, и тогда нет спасения. Как правило, первыми их чувствуют собаки (в Белушьей Губе таких сторожей сотни) и поднимают дружный лай. Сразу ясно, что в городке появился громадный зверь.

Когда наступает царство полярной ночи, у косолапого нет возможности полакомиться рыбой да морским зверем. Вот он и болтается вблизи жилья, ищет пищу в бытовых отходах. Стрелять в них нельзя: белые медведи занесены в Красную книгу. От домов коварных зверей «аккуратно выпроваживают», выталкивая из городка под зад машиной. Вероятно, можно было бы и посмеяться над этим, если бы не человеческие потери, и каждая оставляла след на сердце, неизгладимый ничем.

Как уже отмечалось, на момент очередного испытания личный состав полигона эвакуировался на теплоходе на противоположную сторону острова в Карское море. После возвращения через 5-6 суток проводился облет участка на вертолетах

— Земля была неузнаваемой, какой-то лунный ландшафт, — вспоминает Иван Титович Лебедев. — После взрывов все сгорело, что и гореть-то не должно было, оплавились горные породы, испарились озера, образовались горные валы высотой до 50 метров с многочисленными террасами и трещинами. Тем не менее, необходимо было провести документацию, чтобы изучить воздействие ядерного взрыва на природные условия.

Что ж, принялись изучать воздействия ядерного удара на природные условия и все тщательно фиксировать. Парадоксально, но за время испытаний хрупкая природа архипелага выдержала серию наземных и подземных взрывов, суммарная мощность которых сопоставима с 200 тысячами Хиросим. Операторы службы «Д» — дозиметристы — отслеживали радиационную обстановку, частенько подавая команды «дальше нельзя — покинуть зону».

— В аэропорту, — продолжает рассказ Иван Титович, — нас неожиданно встретил вице-адмирал, хозяин острова. Обычно приветливый, он был бледен и строг и, обратившись к Леонову, сказал: «У вас, Михаил Дмитриевич сгорела буровая установка, а срок ввода скважины никто не осмелится переносить. Есть сведения, что другая сторона (т.е. американцы — О.Е.) готовит что-то подобное. Дело серьезное — нам не простят. Вот, в готовности вертолет и два следователя. Пусть посмотрят, нет ли там диверсии». Шло соревнование двух систем, все могло быть.

Ничего не поделаешь, Леонову и группе сотрудников треста пришлось снова садиться в «вертушку». Буровая площадка выглядела черным пятном среди снегов, мачта была наклонена. После посадки они узнали, что буровой мастер, увидев вертолет, сказал «это за мной», — и ринулся в тундру. Благодаря героическим усилиям буровиков и механиков (пишу эти слова без тени иронии), сгоревшую установку удалось быстро восстановить, скважину сдали в срок.

Конечно, все было сложно и трудно, но вспоминают ветераны о том времени тепло.

— Хочу выразить глубокую признательность бывшим сотрудникам по работе на полигоне, вспомнить тех, кого уже нет с нами. А также от всего сердца поблагодарить бывших командиров флота и военных строителей за помощь, которую они всегда были готовы оказать буровикам и лично мне, — говорит А.Г. Харыбин, — со многими я до последнего времени поддерживал дружеские отношения и скажу, что понятие «Новоземельское братство» существует и сегодня.

В 2005 году на страницах еженедельной газеты «Россия» генеральный директор ОАО «Трест Гидромонтаж» Андрей Викторович Миронов напишет такие слова: «Те уникальные работы, которые на протяжении ряда лет производили наши люди на Новой Земле, — бурили скважины в скальном грунте, — в нынешней России осуществляют две-три структуры, среди них и «Гидромонтаж». Мы потянем это, пока ветераны — бурильщики от Бога, еще могут взять на себя этот фронт работ. Но через пять-шесть лет, когда, предположим, наверху примут решение о возобновлении испытаний, уже некому будет решить эту проблему».

Освоение специалистами полигона технологии проведения подземных взрывов стало мощной платформой для Договора об ограничении «экспериментов» до 150 кило-тонн. Советский Союз и США, а позже Россия и США, начали вести диалог о мерах по предотвращению атомной войны, в которой не может быть победителей, а проигравшим окажется все человечество. Однако настойчивые требования в одностороннем порядке прекратить испытания привели к непредсказуемости и нестабильности обстановки с ядерными исследованиями.

«Много трескотни и шума было до и после нашего подземного взрыва в районе Новой Земли 24 октября 1990 года, — пишет в своей книге бывший атомный министр В.Н. Михайлов. — В штольне А-13 Н, в 18 часов был произведен один из самых «чистых» взрывов. Не было даже минимального выхода радиоактивных веществ в атмосферу. Зато некоторые народные депутаты всех уровней очень постарались взорвать спокойствие населения нашей страны, особенно северян, и нажить себе определенный политический капитал. Через пять дней после взрыва сложившаяся ситуация обсуждалась на заседании Верховного Совета СССР. Предполагалось, что разъяснение депутатам будут давать руководители многих организаций.

Но все «шишки» свалились на меня, поскольку первому предоставили слово. Я доложил все без утайки, намного выйдя из рамок секретности, господствовавших в то время. Перечитав стенограмму заседания, я убедился, что все аспекты подготовки, проведения и результатов взрыва не только представлены полно, но и имеют черты, характерные для всех испытаний на Новой Земле».

Сегодня на архипелаге проводится проверка безопасности хранения и эксплуатации стратегических запасов, стоящих на вооружении армии и ВМФ, с тем, чтобы подтвердить или опровергнуть работоспособность ядерного оружия, выработавшего установленный ресурс. Кроме того, сотрудники полигона изучают последствия случайных повреждений заряда. Что будет, например, если его прострелить из автоматического оружия, или на случай диверсии со стороны террористов.

По мнению ряда авторитетных специалистов Минобороны, полностью узнать параметры продления сроков эксплуатации ядерных боеприпасов можно только путем полномасштабного взрыва одного из «изделий». Специалисты утверждают, что на Новой Земле имеются штольни для проведения подобных взрывов,- «пробитые» еще шахтерами из Желтых Вод.

Только в ходе постоянных исследований можно держать под контролем надежность и эффективность «специзделий». Поэтому 28 августа, 2 и 3 сентября 2000 года на Ново-земельском полигоне были произведены три взрыва большой мощности — на значительной глубине в толще базальта. Происходило это так. В шахты щедро закладывалась «химическая взрывчатка», а в центр каждого запаса — около 100 граммов оружейного плутония, причем разного года выпуска. Специалисты оценивали степень его старения и определяли, насколько быстро, в зависимости от времени хранения, плутониевый заряд ядерной боеголовки теряет ударную мощность, накапливает «усталость» и меняет заданные характеристики.

Чтобы взрывная волна не выбросила на поверхность частицы радиоактивного вещества, шахты сверху забетонировали, поэтому экологическая обстановка в районе не ухудшилась, а радиационный фон не изменился. По официальной версии Минатома, цель серии завершенных «неядерных» опытов — подтверждение надежности и безопасности действующего военного потенциала. Неядерные, они же докритические или подкритические эксперименты, то есть не допускающие возникновения цепной реакции, проводятся не только у нас, но и в Соединенных Штатах на полигоне в штате Невада. Эта методика позволяет, в частности, ученым моделировать процессы, характерные для полномасштабного ядерного взрыва.

Главная задача подобных испытаний — проверка некоторого количества химического взрывчатого вещества и делящихся материалов, от стабильности которых зависит уровень безопасности боеприпаса. В конце штольни помещают макет соответствующего устройства, содержащий некритическую массу ядерного вещества. Стоит нажать на кнопку — и в глубине горного массива, в нескольких сотнях метров от поверхности, рождается сгусток плазмы.

Еще раз подчеркнем: «взрыв в пробирке» не противоречит международным договорам и позволяет оперативно следить за состоянием наших атомных погребов, повышая безопасность российских арсеналов. Впрочем, все данные о старении плутония были получены еще 30-40 лет назад, так что острой необходимости проверять их вновь, нет. Можно предположить: цель экспериментов — обкатка новой системы детонации заряда. Конечно, цепная реакция из-за малого количества плутония не происходит, и такие взрывы не называют ядерными, но, по сути, они могут быть использованы для разработки нового типа боеголовки. С одной стороны, военным атомщикам надо знать, как поведет себя «горячая начинка» за пределами срока хранения, а с другой, нельзя отрицать и того, что результаты подобных проб могут быть использованы для совершенствования атомного оружия. Страшного в этом ничего нет. Перед лицом установления «нового мирового порядка» нужно быть готовым ко всему и не терять времени зря.

Новая Земля, с ее экстремальными условиями и сложными технологическими задачами, — яркий пример героического труда советских людей, выполнявших правительственную программу строительства «ядерного щита» страны. Созданный в Советском Союзе и поддерживаемый на современном научно-техническом уровне, он гарантировал безопасность и, в дальнейшем, позволил встать на путь прекращения и запрещения всех видов ядерных испытаний.

Использованная литература

В. Н. Михайлов. В книге «Ядерный архипелаг», М., ИздАТ, 1995 год.

«Литературная газета». В. Губарев. Атомная бомба под горой Шелудивой.

«Молодежь Эстонии» от 26 июля 2003 года. В. Загвозкин. Будущее полигона на Новой Земле.

«Новая газета» от 25 июня 2001 года. Хроника катастроф. Инциденты с ядерным оружием и его носителями в СССР и России.

«Обозреватель-Observer». NT5. В. Лоборев, Л. Евтерев. Проблемы захоронения

ядерных отходов.

Общенациональная газета «Россия». 2001 год. В. Гондусов. Новая Земля после ядерной зимы.

«Российская газета». Август 1999 года. Л. Баталов. Полярный день против ядерной ночи.

«Труд» от 7 сентября 2000 года. А. Климов. Взрывоопасный плутоний.

«Труд» от 21 января 2001 года. А. Джапаков. «Ю-5» — ядерный ад.

«Энергия», N2, 2000 год. П. Супруненко, Ю. Супруненко. Шелудивая — подпрыгнувшая гора…