В Наро-Фоминске

Мы едем по пути наступления наших войск. По краям дороги возникают картины вчерашних битв. Бессильно поникнув, стоят вражеские танки. Один из них поднялся на дыбы, словно зверь, приготовившийся к прыжку. У него перебиты лапы — гусеницы. Он так и не прыгнул, этот бронированный шакал со свастикой.

Движение на дороге не стихает ни днем, ни ночью. К линиям фронта идут части, подтягиваются тылы. Им навстречу бредут под конвоем пленные немцы.

Мы у окраины Наро-Фоминска. Здесь надо оставить «эмку». В городе на машинах еще не передвигаются. Воспрещен въезд и на лошадях. Все это пока опасные виды транспорта. Немцы усеяли улицы минами. Повсюду виднеются фигуры саперов. Осторожно шаря вокруг себя миноискателями, они ступают по снегу. Нужно идти по узкой тропке. Наш спутник — начальник политотдела армии полковой комиссар Вишневецкий предупреждает: «Осторожнее». Спустя пять минут в нескольких метрах от нас подорвался на мине молодой сапер.

Вдоль железнодорожной насыпи уже работают люди. Они расчищают путь. Немного дальше стоит седоусый инженер и вслух произносит какие-то цифровые формулы. Он прикидывает расчеты восстановления разрушенного немцами моста…

По льду реки Нары мы перебираемся на тот берег. Перед нами основная часть того, что было Наро-Фоминском. Город разрушен так, будто пережил сильнейшее землетрясение.

Все, что немцы не успели подорвать, они подожгли. Еще и сейчас равнодушное пламя, как бы нехотя, выбивается из окон кирпичного здания общежития ткацкой фабрики. Мы ходим по мертвому городу. Улица за улицей. Квартал за кварталом. Заглядываем в окна домов. Жителей в городе нет. Их всех своевременно эвакуировали. Теперь они не узнают своих квартир, даже тех, которые уцелели от поджогов. Комнаты так загажены, словно в них побывало стадо диких обезьян…

В Наро-Фоминске не видно следа немецких зверств. Сначала это даже удивляет — могли ли гитлеровцы изменить своим кровавым обычаям, потом мы вспоминаем — в городе не было жителей. Как должно быть страдали от этого фашистские людоеды. Не найдя людей в городе, они стали рыскать по всему району. В селах, прилегающих к Наро-Фоминску, они натешились вдоволь. Немцы казнили председателя Могутовского сельсовета, расстреляли свыше 50 колхозников и 53 колхозницы. Но и это не насытило их злобные душонки. Шестьдесят три дня они стояли в Наро-Фоминске и, несмотря на отчаянные усилия, не могли двинуться дальше. Свои неудачи они вымещали на мирных советских людях. Гитлеровцы обходили лесные поляны, старательно выискивая землянки, где поселились колхозники, и хладнокровно умерщвляли женщин, стариков и детей.

Фашисты сформировали специальные команды. Двое немцев шли впереди с ищейками. У обнаруженной землянки ставилась вешка. Следом за этими двумя наводчиками шли трое убийц и спокойно бросали гранаты на головы жителей земляных щелей.

Какую действительно священную миссию выполняют воины Красной Армии, истребляя гитлеровцев. За оградой городского сквера ровными шеренгами, как на параде смерти, выстроились кресты. Это могилы немцев. Их здесь сорок. На одной из них мы читаем:

«Роберт Мюллер — обер-лейтенант». — И его рота! — добавляет чей-то веселый голос за спиной, — Тут, в садике, они небось разместили целую дивизию. Экономию наводят. Под один крест взвод закапывают! Мы обернулись…

Сержант Григорий Константинов раздвинул меха, и в морозном воздухе прокатились лихие звуки нашего «Яблочка». И казалось, город сразу сбросил с себя оцепенение, ожил и рассеялись тени кошмара прошлых дней. Оглянувшись, мы увидали, что наша маленькая группа не так одинока на этих улицах, как мы думали. За те часы, что мы провели здесь, город стал населяться. Вот две девушки, розовощекие и смеющиеся. Мария Алфимова и Елизавета Лукьянова — ткачихи. Все время, что немцы были в Наро-Фоминске, они жили в Апрелевке. Уезжать далеко не хотели. Знали — вернутся в свой город… Мы идем с ними к фабрике.

Степенно проходит упитанный боец. Девушки бросаются к нему и долго жмут его большие руки: «Спасибо, родной, что отвоевали наш город у немцев, спасибо». Боец покраснел от волнения и, будучи не в силах высвободиться из рук девушек, пробасил в отчаянии: «Я его не брал. Я — повар». На секунду подруги оторопели, но потом Мария Алфимова сказала: «Все равно, спасибо. Всем вам спасибо».

Подходим к фабрике. Неугомонные девушки снова спешат к кому-то навстречу. На этот раз они узнали председателя Наро-Фоминского райисполкома Староверова. «Вот и Советская власть вернулась!» — восклицает Мария Алфимова. — Вы у нас теперь будете?» — «Обязательно», — отвечает Староверов. Он здесь с утра вместе с председателем Мособлисполкома Тарасовым. Они уже на ходу обсудили планы восстановления города.

В начале ноября наши части повели наступление на город с восточной окраины нешироким клином. Его острием стала фабричная ограда. В стенах цехов заняла оборону гвардейская рота командира Кудрявцева. Артиллеристы капитана Хохлачева выслали на фабрику своих наблюдателей — разведчиков во главе с лейтенантом Матвеевым.

С вышки водонапорной башни, стоящей у прядильного цеха, отлично просматривалась вся западная часть города и дальние деревни, занятые немцами. Наблюдатели давали целеуказания на командный пункт своего полка, и наши орудия долбили фашистов без передышки.

Немцы пытались задавить гвардейцев и группу артиллеристов огнем. Но как только они начинали минометный обстрел фабрики, их батареи засекались и приводились к молчанию нашими пушками.

Фабрика полуразрушена, но стояла крепко, и люди были в ней еще крепче стен старинной устойчивой кладки. А когда разгорелись решительные бои за Наро-Фоминск и немцы стали отходить, гарнизон фабрики сделал вылазку, и лейтенант Матвеев был первым, кто ступил в центр города и водрузил там на многоэтажном здании советский флаг. Ветер развевает его полотнище, и когда мы покидаем Наро-Фоминск, то, оборачиваясь, еще долго видим алое пятнышко, вознесенное высоко в небо.

А. Кривицкий, «Красная звезда», 28 декабря 1941 года